популярная философская шутка, пародирующая бесконечные и бесполезные споры философов: «Что появилось раньше – курица или яйцо?» Думаю, если понять этот вопрос правильно, он уже не покажется таким бессмысленным. Не стану сейчас вникать в глубокие метафизические и теологические различия, веселым, но не таким уж легковесным примером которых служит спор о курице и яйце. Материалистические эволюционисты убеждены в том, что все вещи происходят из яйца, монструозного овального зародыша, который случайным образом возник из ниоткуда. Другая сверхъестественная школа мысли (к которой лично я принадлежу) придерживается представления, согласно которому наш круглый мир – всего лишь яйцо, снесенное священной нерожденной птицей, мистическим голубем пророков. Но сейчас я призываю великую мощь этих различий ради более смиренного умозаключения: вне зависимости от того, находится ли живая птица в начале нашей логической цепочки или нет, совершенно необходимо, чтобы она была в ее конце. Птица – вот во что надо целиться, не из ружья, а жизнетворным жезлом. Для правильного понимания важно не рассматривать яйцо и птицу как равные космические явления, бесконечно поочередно повторяющиеся, словно в орнаменте[14]. Одно – это средство, а другое – цель: они находятся на разных ментальных уровнях. Если вынести за скобки условности человеческого завтрака, в элементарном смысле яйцо существует только для того, чтобы появилась курица. Но курица существует не только для того, чтобы нести яйца. Она также может существовать, чтобы тешить себя, славить Бога и даже для того, чтобы навести на мысль французского драматурга[15]. Будучи сознательной формой жизни, она представляет ценность сама по себе. Современная политика оглушает своим шумом, и мы забываем, что целью всех сложностей и компромиссов должно быть создание счастливой и сознательной жизни. Мы говорим только о полезных людях и работающих учреждениях, что, по сути, означает: мы думаем только о курицах, которые снесут больше яиц. Вместо того чтобы пытаться разводить нашу идеальную птицу – орла Зевса, или лебедя Эйвона[16], или иную желанную нам, – мы говорим исключительно о процессе и зародыше. Процесс ради процесса, отделенный от божественной цели, становится сомнительным и даже патологическим; яд проникает в зародыш всего сущего, и наша политика – сплошь тухлые яйца.
Идеализм рассматривает любой предмет прежде всего в его практической сущности. Идеализм велит нам прежде всего учесть пригодность кочерги для помешивания углей, а уж потом обсуждать, подходит ли она для избиения жены; и мы должны поинтересоваться, достаточно ли хорошо яйцо для птицеводства, прежде чем решим, что яйцо достаточно протухло для практической политики. Но я знаю, что погоня за теорией (то есть преследование цели) может навлечь на человека обвинение в бездействии, пока горит Рим. Школа, представителем которой является лорд Роузбери[17], стремилась заменить моральные или социальные идеалы, которые прежде были движущим мотивом политики, некоей
Речь идет об ионике – орнаменте в виде яйцеобразных, срезанных сверху элементов (овов) и чередующихся с ними стрельчатых элементов.
Как раз в 1910 г. вышел английский перевод стихотворной пьесы Эдмона Ростана «Шантеклер», главный герой которой – петух.
«Лебедь Эйвона» – прозвище Шекспира.
