подойти и дать сигарету. Мешок был тяжёлый, в нём звякнули какие-то железяки. Дмитрий пнул его каблуком, тот опрокинулся на́бок. Оттуда выкатились несколько алюминиевых солдатских тарелок и ложек.
«А-а-а… «Цветмет» сдают! Нищеброды хреновы…» – улыбнувшись, сделал вывод Пономарёв.
***
Было прекрасное воскресное утро.
Дима ещё спал. Сквозь сон он услышал музыку. Это был саксофон. Уже пробудившись и потерев глаза, он первым делом стал рассматривать заклеенную пластырем рану на руке. Кровь уже не проступала сквозь повязку. Три дня прошло с того насыщенного приключениями, но прекрасного дня – дня свидания с Рыжей Соней. Рана была неглубокой и довольно быстро затягивалась. Лезвие ножа вошло сантиметра на полтора-два. Правда, иногда ещё пульсировала болью. И дотрагиваться до неё тоже было пока ещё больно. Пономарёв, лёжа в постели, потягивался и позёвывал, не обратив внимания на доносившуюся из кухни музыку. Его отец в выходные вставал рано и постоянно включал радио на кухне. В этом не было ничего необыкновенного. Потом слова показались Пономарёву знакомыми, и он прислушался, поглаживая пальцем по пластырю. И правда: определённо эту песню он уже слышал. А после и вообще услышал высокий и хриплый, особенно на верхних нотах, мужской голос. Это был Вячеслав Бутусов и прекраснейшая песня о любви.
– Точно! Это она, та песня, которую напевала мне Рая! – радостно воскликнул Дима.
Потом певец запел про комнату и белый потолок в ней, про надежду, про огни за окном и про веру в любовь. В то же время вступили флейты или свирели, Дима в этом не разбирался. Они мелодично переливались, дополняя уже не слишком визгливый и хриплый, а теперь довольно приятный тембр голоса исполнителя.
– Пап, а ты не знаешь, кто это поёт? – спросил Дима, выйдя на кухню.
– «Наутилус», – несколько опешив, ответил Пётр, – «Помпилиус»! Хорошая песня, да? Нравится, что ль?
– Ну… да, – замялся Дмитрий.
– Я вчера вон кассету принёс. Чай будешь?
– Да?! – оживился Дима. – Круто!
– Чего круто? – не понял отец. – Чай будешь, говорю?
– А-а! Нет пока. Потом! Круто, что кассету принёс! – молодой человек немного помолчал и добавил: – Слушай, пап, а у тебя нет где-нибудь песни про «Золотой город»?
– Хэ-хэ, – хохотнул Пётр. – Гребенщикова, что ль?
– Да я не знаю, кто поёт.
– Не, нету. Что это ты? Рок полюбил, что ли? Или на романтику потянуло?
– Да не-е, – застеснялся Дима. – Просто песня понравилась.
– Влюбился, что ль? – съехидничал отец и толкнул сына кулаком в плечо.
Дима, смутившись, заулыбался.
– У дяди Паши вроде была кассета БэГэ, – задумался отец. – Или могу завтра на работе спросить.
– Чё за БэГэ? – не понял Дмитрий.
– Ну… БэГэ – Борис Гребенщиков. Про город этот он поёт, – пояснил Пётр.
– А-а… Хорошо. Спасибо, пап.
«Это
