пигментными пятнышками.
Странное, неуютное ощущение, от которого хотелось поскорей избавиться: либо срочно удалиться, либо… присоединиться к честной компании, такой самодостаточной в своей полной раздетости.
Надо признаться, столбняк столбняком, но мои глаза не ослепли, а взгляд непроизвольно притягивался к женским особям. Магнетизм их тел всегда не давал мне покоя, в нем крылась какая-то загадка. Казалось бы, ну что особенного? Разного рода округлости, где больше, где меньше, покатость плеч и бедер, выпуклость грудей и ягодиц, стройность ног, а главное, грациозность движений, чарующая пластичность. Ну и лица.
Конечно, это касалось отнюдь не всех, и тем не менее. Чудилось: еще немного, еще чуть-чуть – и тайна приоткроется. Сколько раз мой пристальный до неприличия взор вызывал в объектах легкое замешательство: мол, чего тебе? А как проконтролировать себя, если уже произошло, если примагнитился так, что не оторваться, тем более вроде и разгадка совсем близка, вот-вот!..
Потом все исчезало, и только легкая опустошенность, словно поманили и бросили, или, наоборот, наполненность, словно что-то от близкой тайны перелилось в тебя, вибрирует в душе, в теле и даже вроде какая-то сладостная надежда на что-то прекрасное и радостное.
Здесь же тела женщин (вот одна поднялась с пляжной подстилки и неторопливо направилась к реке) были вызывающе открыты воздуху и солнцу, ну и… моему нескромному взгляду, который как бы и не моим был, а чем-то больше, такой же частью природы, как солнце и воздух. Но он был и моим, потому что я видел все или почти все, что можно и что нельзя (а почему, собственно?), – и это вызывало некоторое смятение.
До Венеры Милосской шествующая особа явно недотягивала, к тому же не первой молодости. Но тем не менее это была женщина, в ее зрелых формах, в ее естественных, по-кошачьи тягучих и в то же время легких движениях, в ее походке была та же притягательность, что и в женщинах на картинах Ренуара и Дега. И еще в ней была какая-то печаль увядания, придававшая ее облику особую прелесть.
Похоже, мой столбняк слишком затянулся, что становилось совсем уж неприлично. На меня в недоумении стали поглядывать, пора было менять дислокацию.
Я вспоминаю другое время и другой пляж. Море, предсвадебное путешествие, хотя свадьба потом так и не состоялась. Влюбленный по уши, я не видел никого, кроме нее, а в море мы чувствовали себя особенно привольно и раскрепощенно. Мы словно растворялись в нем, наши тела ничего не весили, а вокруг сновали маленькие серебристые рыбки.
Однажды ночью вдруг возникла идея искупаться нагишом – тела фосфоресцировали, каждый плыл в окружающем его светящемся облаке, а когда обнимались, два облака сливались в одно большое.
Чуть позже неподалеку был обнаружен нудистский пляж, и подруга захотела позагорать там. Почему бы и нет? Народу немного, все в некотором отдалении друг от друга, вполне естественно и невинно.
Сам я, правда, раздеться полностью так
