Однако они сюда все-таки приезжали, понятно, что для заработка, потому как должны были кормить оставшихся дома родственников – родителей или детей, в общем, не столько на себя работали, сколько на семью, как и мигранты из ближнего зарубежья.
И ему вдруг тоже стало грустно, потому что у Эн определенно был особый дар, какая-то исключительная энергетика. Либо просто совпало, что именно на него так сильно действовало. Инопланетянка или нет, но она все-таки была человек, какие-то проблемы и у нее, наверно, были, переживания, желания, разочарования, господи, да мало ли в нашей душе всяких сквозняков… И, несмотря на это, она, как и другие ее коллеги, непременно улыбалась.
Странно, что он вдруг об этом задумался. На Тенерифе не должно быть проблем, там царствовали экзотика и релакс, забытье и улет. А тут его тормознуло.
Ну и что дальше?
Дальше надо было решаться: то ли поставить точку, потому что он уже мог подсесть на это состояние, как на сильный наркотик, либо… Нужно было идти и там уже на месте попытаться его найти решение. Может, он все преувеличил и вообще ничего не нужно – просто благодарно принимать то, что так счастливо выпало ему по какому-то таинственному жребию.
Он и пошел. И все замечательно, дивно повторилось.
…Ступеньки, теплый сладковатый цветочный аромат, смешная и неудобная коричневая одежда типа кимоно, в которую надо было переодеться и в которой он всегда путался, особенно в длиннющих поясных тесемках, пришитых позади непомерно широких штанов и постоянно ускользавших из рук. Потому он всякий раз спешил, волнуясь, что не успеет завязать тесемки и штаны непременно соскользнут, поставив его и мастера в неловкое положение.
На этот раз все сошло благополучно, он успешно справился с завязками и вскоре увидел перед собой обычную приветливую улыбку и темные, почти черные глаза Эн. И тут он вспомнил еще одно ее имя, которым она однажды почему-то назвала себя. Или это было не имя, а еще что-то, похожее, может, название чего-то: Нанг Май, кажется, так. Случалось, что она в процессе процедуры произносила какие-то слова на своем языке, обращаясь то ли к нему, то ли к самой себе, то ли вообще неизвестно к кому. А бывало, что очень тихо, почти неслышно что-то мурлыкала себе под нос.
Покачивающие волны растяжек, надавливаний, поворотов… Восточная медитативная музыка из черных колонок. Теплые, почти горячие ладони, касающиеся его головы, полусон, забытье… Полное погружение.
Хорошо ему было. И еще он чувствовал, что в мозг вливается какая-то информация, закрепляемая однообразными движениями рук мастера. Как будто что-то ему внушали, втолковывали, на чем-то даже настаивали…
Очнулся он, когда потрепали за плечо, открыл глаза. Он и раньше подозревал, что с прикосновениями к голове не все так просто, что в это время туда закрадываются какие-то странные, непривычные мысли, как бы не совсем его. Нечто вроде гипноза.
Он сидел в позе полулотоса, медленно приходя в себя. Эн ласково приобняла его и что-то
