железно.
– Ну ладно. Зашёл бы хоть как-нибудь, а то всё занят да занят.
– Так у меня экзамены скоро, сама понимаешь…
Мы ещё перекидываемся несколькими ничего не значащими фразами, и я вешаю трубку. Из спальни выходит Новицкая и внимательно на меня смотрит.
– Хм… – наконец, произносит она. – Заранее договориться о таком разговоре было бы сложно, конечно. Но что у тебя со спиной?
– А это-то тут причём? Моя спина – моё богатство. Чего?
– Поцарапался, да?
– В смысле?
Блин, у неё реально крыша поехала. Ну и дела…
Задери рубашку.
– Да ты чего, Ир?
– Задери рубашку, я сказала.
– Пока не объяснишь не задиру, – мотаю я головой.
– Крупнозадая твоя любит мужикам спины царапать, вот я и хочу взглянуть, отчего ты там стонешь. Показывай!
– Знаешь что! Я тебе крепостной актёр что ли? Если это шутка, то нихрена не смешная. Я тебе сказал, что у меня с ней ничего нет? Ты мне что, не веришь? Тебе слова моего мало? Тогда я пошёл, х*ли я вообще здесь делаю? Я, как мартышка дрессированная, по телефону поговорил и дал тебе подслушать. Кто бы мне сказал, что я это сделаю по желанию бабы! Писец! И тебе мало? Нихера себе ты царица! Да пошла ты! Начальница ты вон там, в километре отсюда. А здесь мне начальники на**й не нужны. Чао, бамбино, сорри.
– Ах, ты, щенок! – возвышает она голос. – А ну, стоять!
Знала бы ты сколько раз я про этого щенка слышал.
Она подскакивает ко мне и, схватив обеими руками за воротник рубашки, рывком разводит их в стороны. Раздаётся треск и стук пуговиц о паркет. Охренеть! Сицилийские страсти. Она заскакивает мне за спину и рывком приспускает рубашку. А-ай!!! Ну ладно, любуйся. Бешеная.
Ирина замирает и долго ничего не говорит.
– Ну, нагляделась? – спрашиваю я. – Теперь пуговицы собирай.
– Это… – голос её дрожит. – Это кто сделал?
Биполярочка, похоже…
– Менты, кто ещё.
– Что? Это у нас в милиции произошло?
– Молодец, догадалась. Ищи пуговицы, говорю тебе, а то мне к Куренковой пора.
Она легко касается кончиками пальцев к моей спине.
– Больно?
– Есть маленько. Так нет, но когда одежду срывают чувствительно.
– Прости, – шепчет она и касается спины губами.
– Ладно, чего уж там. Нервишки разыгрались. За рубашку мать, конечно, шкуру спустит. И, главное, объяснить трудно, как такое случиться могло. Типа меня подъёмный кран крючком зацепил, вот пуговицы и не выдержали?
– Дурак, – сквозь смех говорит Новицкая. – Ты что, сразу сказать не мог?
– Да ну тебя! – говорю я сердито. – Всё, пошёл я раны зализывать. А ты тут валерьянки прими, ноль семьдесят пять.
– Так, – голос её снова становится жёстким. – Говори, кто это сделал! Я это так не оставлю. Сейчас в обком партии позвоню, первому. Мы всех этих тварей посадим!
