тетради?
– Да.
– И что?
– На меня наехал. Я сказал, что не брал. Он дал мне по шее. Я сознался.
– Сказал, что забрала Елена Владимировна?
– Ну.
– И что?
– Ну, брат пинал меня, даже по морде дал. Ругался.
– Что он тебе говорил?
– Ну, что я дурак, что за это посадить могут.
– Значит так, Анатолий. Давай сделаем так! Ты о нашем разговоре никому. Могила. Понял?
– Ага.
– Адресок мне свой скажешь. Хотя не надо. В школе он есть.
Сорокин поднял голову. На этот раз глаза его не бегали.
– Меня посадят?
– Посадить не посадят. А вот в комсомол точно не примут.
– Да я туда и не рвусь. Больно надо.
– Это плохо, что не рвешься. А рваться надо. Комсомол – это молодость мира, а его возводить молодым. А куда после школы собираешься?
– Да куда7 В ремеслуху. Не в институт же.
– Это точно. В институте тебя не ждут.
– Я могу идти? У нас урок физики. Любовь Александровна не любит, когда опаздывают на ее уроки.
– Иди! Уговор наш помнишь? Никому! Ни одной душе!
– Ага! Ага!
Уже взялся за ручку.
– Постой, Сорокин! А что ты всё время одергиваешь свитер?
– У меня э то…
– Ну, говори!
– У меня замок разошелся.
– Вон что! Ну, давай дуй на урок!
Зашла Елена Владимировна.
– Забыла вам сказать, Максим Николаевич, Сорокин состоит у нас на учете в детской комнате милиции.
– По поводу?
– Употребление спиртных напитков, драки, прогулы. А сейчас еще и вот это. Гнать надо таких из школы!
–
Речное училище стояло на окраине сразу за судоремонтным заводом. Поднявшись по широкому каменному крыльцу, Топольницкий попал в просторный холл, по которому расхаживали будущие речники, все в одинаковой одежде. Темные синие рубахи, черные расклешенные брюки, которые держались на ремнях, на бляхах которых был изображен якорь и серп с молотом.
И черные туфли на всех.
Завуч на этот раз был мужчина лет сорока в морском кителе. Предупрежденный об его приходе по телефону, он ждал его в холле на первом этаже возле расписания. Протянул руку, представился;
– Заместитель директора училища по учебно-воспитательной части Жильцов Борис Петрович. Сорокин предупрежден и сидит у меня в кабинете. Могу я поинтересоваться, что он натворил? Поверьте, я спрашиваю об этом не из праздного любопытства.
– Он никого не убил и не ограбил. Он может помочь мне в поиске автора одного сочинения, которое не нужно читать советской молодежи.
– Антисоветчина?
– Не совсем. Но тоже ничего хорошего.
Они, не торопясь, поднялись на второй этаж. Топольницкий хотел узнать о Сорокине до того, как встретится с ним.
– Ну, что такое Виктор
