чтобы добраться без препятствий к ее мокрой кисе, и когда мои пальцы погрузились в нее, баронесса в самом деле задрожала. Повернулась удобнее, не выпуская изо рта член и подставляя себя ласкам. Когда я погружал пальчики чуть глубже, Талия выгибалась, издавая полное наслаждение мычание, затем с еще большей страстью набрасывалась на моего воина, терзая его губками и громко чмокая. Ее жадность быстро довела меня до точки восторга: я зарычал, вонзив пальцы в лоно баронессы глубоким тычком, и излился ей в ротик. Она вскрикнула, запрокинув голову, но не от оргазма, наверное, от проникновения моих пальцев.
– Больно? – забеспокоился я, подумав, что по неосторожности мог лишить ее того, что она обязалась хранить согласно клятве.
– Немножко, – она качнула головой, закрыв глаза и тяжело дыша. Ладонью обтерла забрызганные губы и щеки.
Я раздвинул ее бедра, оглядывая складочку – крови не было. Может быть и обошлось без той самой неприятности. Осторожно потирая ее мокрую щелочку, я довел Талию до сладкой дрожи. Под конец она даже начала бить руками по постели и закусила губку, чтобы не заорать.
– Ой, с ума сойти! Как я люблю кончать! Это так круто! – она лениво повернулась на бок, и вдруг спохватилась: – Слушай, мы же просто пришли покурить. Чего ты на меня набросился, твое, Аид дери, сиятельство?! Вообще псих какой-то! Наверное, мне целку сломал! Все папе расскажу!
Вот тут я опешил. Опешил не только граф Елецкий, но и Астерий во мне. Я даже не знал, что возразить на ее нахальное заявление. Вот не лезло в голову приличных слов, таких чтобы слишком не обидеть «сестренку».
А госпожа Евстафьева, перевернулась в подушки и залилась хохотом.
– Пошутила я. Я же не дурочка, чтоб отцу такое говорить, – она вскочила с постели, застегивая пуговки и затягивая ремешок. – Все, давай сигарету!
Мы закурили, при этом я прислушивался, не раздадутся ли в коридоре шаги графини.
– Дорогая, а ты зачем вообще приехала, просто подыграться или есть еще какой-то шикарный план? – спросил я после первой затяжки.
– Потрахаться – теперь будем это так называть, – она пустила струйку дыма мне в лицо. – Хорошие сигареты.
– Четкие, – я ответил ей тем же.
– А? – госпожа Евстафьева не поняла сленг из чужого мира.
– Четкие, значит хорошие, крутые. Запиши в свой блокнот, – я нажал пальцем на кончик ее носа.
– Да, четкие, очень крутые! Ты что ли не слушал сообщение в эйхосе? Я же сказала, что приеду и мы пойдем в дом Асклепия на Старолужской, – она положила руку на лобок и пожаловалась. – Слушай, а у меня там болит. Может правда целка порвалась? Так глубоко я еще пальцы не засовывала. Если порвалась, это же не будет считаться, что я нарушила клятву, правда? Оно само так вышло.
– Я в вопросах девственности не слишком большой специалист. А что касается клятвы, то… – я выпустил дым в приоткрытое окно, – спроси лучше у папы.
– Дурак еще! – она рассмеялась.
– Объясни дураку, зачем нам идти на Старолужскую? – пока
