так… – мама остановилась, опираясь на перила. – Ты понимаешь…
Я не дал ей договорить, обнял и сказал:
– Именно, мам, понимаем. И ты тоже понимаешь, что такое молодость правда? Ты и сейчас очень молодая. А если вспомнишь себя в моем возрасте, то…
Графиня смотрела на меня расширившимися, напуганными глазами.
– Да, да, мам. Я не буду говорить словами то, что и так ясно, – продолжил я. – Поэтому расслабься, получай от жизни удовольствие. И помни о том, что твой сын – взрослый. Теперь ему не нужно так много внимания, как раньше. Лучше потрать свою огромную энергию лично на себя.
Я поцеловал ее в щеку и, пока она пыталась яснее понять мои слова, добавил: – Было бы очень хорошо, если бы ты очень осторожно донесла до Евклида Ивановича мысль, что его дочь уже взрослая. Но при этом не говори ничего лишнего.
Сбежав вниз на несколько ступенек, я обернулся и добавил:
– Да, кстати, если детям что-то запрещают, то им это лишь больше хочется. Помнишь, я об этому уже говорил? Не делайте их бедных деток маньяков своими запретами!
У выхода я поздоровался с Антоном Максимовичем, которого еще не видел сегодня, открыл дверь, выпуская госпожу Евстафьеву. Эмримобиль нам пришлось ждать минут пятнадцать – наверное, не стоило его вызывать, ведь до Старолужской всего минут двадцать пешком. Наконец подкатил старый «Енисей-ПС» с зелеными пятнами на тусклой бронзе пузатого корпуса, мы устроились на заднем сидении. Баронесса, сказала извозчику адрес и, когда он тронул машину, положила мою ладонь себе на лобок.
Я сжал его нагло, беспощадно. Талия закрыла от блаженств глаза и произнесла:
– Трахаться! Хочу четко трахаться!
Да, моя «сестренка» немного сумасшедшая. Но мне, Астерию, иногда хочется такую. Меня пьянит ее энергия и чертовщинка.
– Аид дери! Уже?.. – баронесса была разочарована, что поездка закончилась так быстро.
Расплатившись, мы покинули эрмик и прошли шагов триста вдоль решетчатой ограды, свернули к реке и там, за святилищем Асклепия имелся малозаметный проход. Госпожа Евстафьева явно знала это место и уверенно повела меня к среднему двухэтажному корпусу, но не к центральному входу, а к двери с северной стороны.
– Где-то здесь, – сказала она. – Нужно искать двенадцатую палату.
В коридоре людей находилось немного: пара стариков беседовали, сидя на диване; какая-то дама лет сорока в сопровождении робота-поводыря, поддерживающего ее под руку и жрица Асклепия, в серой рясе со змеей, вышитой на груди.
На нас никто не обратил внимания. Мы прошли до середины коридора, остановились у двери с цифрой «12» на керамическом диске. Я приоткрыл дверь и впустил Талию. Палата, к счастью, оказалась одноместной. С единственной койки на меня гневно смотрели глаза виконта Ковальского.
– Доброго здоровья! – сказал я. Зашел и плотно закрыл дверь. – Как-то нехорошо вышло, да, Густав?
Глава
