мысль, что из России ничего не выйдет… А кажется – ничего не выйдет.
<…>
– Нет, лучше пулю в висок… Лучше мозги пусть по стенам разбрызгаются, чем эта смердяковщина.
<…>
Таким образом, около «идеи Крафта» можно сказать, «танцует весь Достоевский» [3].
Большая часть статьи Розанова – это внутренний диалог с Т. Ардовым, спор с ним. И оба мыслителя, в свою очередь, разбирают немецкое представление, немецкий взгляд, полагавший славянство женственным началом, в то время как германство, де, представляет из себя начало мужское, захватническое. И мыслители пытаются выкрутить, так сказать, в обратную сторону мысль Вильгельма II и Отто фон Бисмарка о славянах, якобы, должных исчезнуть или послужить материалом для германской нации.
Я не буду вслед за ними разбирать эту немецкую (а по сути, западную), надменную и ошибочную теорию. Её опроверг XX век, когда великий русский «Дух-освободитель» одержал победу над немецким (читай: европейским) «Духом-поработителем».
Для нашего исследования важен именно этот эпизод, положенный в начало статьи, за который «зацепились» оба писателя.
В. В. Розанов: «Меня в свое время это место из „Подростка“ так же поразило, как и г-на Ардова. И тоже, окончив роман, я возвращался к этим 2–3 страничкам в начале его» [3].
Розанов посчитал, что это главный нерв, центральный мотив всего творчества Достоевского, а именно: потребность быть нужным миру и существовать не на второстепенных ролях, не стать материалом для других наций, но иметь некую самостоятельную роль в судьбе человечества!
Чем эта мысль так привлекает обоих мыслителей? Какую струну задел Федор Михайлович? Прочтем полную цитату из романа, где повествуется о Крафте и его терзаниях.
Крафт
Ф. М. Достоевский: «Видите ли, вот господин Крафт, довольно уже нам всем известный и характером, и солидностью убеждений. Он вследствие весьма обыкновенного факта пришел к весьма необыкновенному заключению, которым всех удивил. Он вывел, что русский народ есть народ второстепенный…
– Третьестепенный, – крикнул кто-то.
– …второстепенный, которому предназначено послужить лишь материалом для более благородного племени, а не иметь своей самостоятельной роли в судьбах человечества. Ввиду этого, может быть, и справедливого, своего вывода господин Крафт пришел к заключению, что всякая дальнейшая деятельность всякого русского человека должна быть этой идеей парализована, так сказать, у всех должны опуститься руки и…
Про Россию я Крафту поверю и даже скажу, что, пожалуй, и рад; если б эта идея была всеми усвоена, то развязала бы руки и освободила многих от патриотического предрассудка…
– Я не из патриотизма, – сказал Крафт как бы с какой-то натугой
<…>
– Но чем, скажите, вывод Крафта мог бы ослабить стремление к общечеловеческому делу? –
