несчастие принадлежать к русской интеллигенции, которая вместо образа и подобия Божия все еще продолжает носить образ и подобие обезьяны, – мы должны же наконец увидеть свое жалкое положение, должны постараться восстановить в себе русский народный характер… свободно и разумно уверовать в другую, высшую действительность. … Отрицание низшего содержания есть тем самым утверждение высшего, и, изгоняя из своей души ложных божков и кумиров, мы тем самым вводим в неё истинное Божество». [14]
Через одиннадцать лет, в 1888 году, Соловьев в статье «Русская идея» говорит уже нечто иное и даже предполагает, что Россию может ждать атеистическое будущее.
В. С. Соловьев (1888): «А то, может быть, не обратиться ли нам еще и к нигилистам: ведь они, быть может, являют собой будущее России». [15]
Автор назвал Владимира Соловьева предвестником революции не случайно. Конечно, он не агитировал и не развивал социалистические идеи, наоборот, его относят к дореволюционным христианским мыслителям. Надвигалась революционная трансформация. И XIX век стал временем, когда у России имелась возможность идейного реформирования без радикального отказа от прежних идеологических схем, когда ещё можно было избежать революции. И поиск русской идеи в XIX веке – не случайность. Как мы увидим далее, к этому времени назрела острая необходимость обновления прежней идеологической формы. Позже мы разберем как саму эту идейную форму, так и причины, по которым она потеряла свою жизненную силу. Пока отметим, что нужно было новое слово, свежая мысль, нужно было обновление прежней идейной формы. И русские христианские мыслители, возможно, сами того не осознавая, занимались таким поиском. Появились интересные мысли, наработки обновленного идеологического пути, и все они так или иначе были связаны с решением «Восточного вопроса» – освобождением балканских славян и бывшей столицей Византийской империи Константинополем!
И несмотря на удачную военную компанию, российская власть пошла на договоренности с Западом, и Россия получила позорный Берлинский конгресс, ставший унижением России. Катастрофа 1878 года развернула страну лицом к революции. После этого поиски новых идеологических форм фактически прекратились. Надвигавшейся революционной трансформации христианские мыслители так и не смогли ничего противопоставить.
Владимир Соловьев своим произведением, возможно, не осознавая того, расписался в бессилии сформулировать нечто новое, русское, православное. Предложенная им форма – это насмешка над русской идеей. Русскому народу предлагалось признать, что он сам виноват в произошедшем крахе и ему не стоит даже думать о какой-то своей уникальности, особом пути и новом слове, которое он мог бы дать миру.
Предательство? Желание понравиться западному читателю? Такая мысль может возникнуть. Но стоит прочитать, что писал философ до идейной катастрофы, и перед нами возникает совсем другая картина. Мы видим надломленного человека.
В
