советы великого страшного духа могли бы хоть сколько-нибудь устроить в сносном порядке малосильных бунтовщиков, „недоделанные пробные существа, созданные в насмешку“. И <….> он видит, что надо идти по указанию умного духа, страшного духа смерти и разрушения, а для того принять ложь и обман и вести людей уже сознательно к смерти и разрушению, и притом обманывать их всю дорогу, чтоб они как-нибудь не заметили, куда их ведут, для того чтобы хоть в дороге-то жалкие эти слепцы считали себя счастливыми». [10]
Какое нелепое, рабское, инфантильное человечество рисует инквизитор в финале! И человеческое ли это общество? Что это за существа, обретшие в итоге некое мифическое счастье несвободы? Люди ли это? Какое новое невиданное рабство пророчески описывает Достоевский?
«Но стадо вновь соберется и вновь покорится, и уже раз навсегда. Тогда мы дадим им тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ, какими они и созданы. О, мы убедим их наконец не гордиться, ибо ты вознес их и тем научил гордиться; докажем им, что они слабосильны, что они только жалкие дети, но что детское счастье слаще всякого. Они станут робки и станут смотреть на нас и прижиматься к нам в страхе, как птенцы к наседке. Они будут дивиться и ужасаться на нас и гордиться тем, что мы так могучи и так умны, что могли усмирить такое буйное тысячемиллионное стадо. Они будут расслабленно трепетать гнева нашего, умы их оробеют, глаза их станут слезоточивы, как у детей и женщин, но столь же легко будут переходить они по нашему мановению к веселью и к смеху, светлой радости и счастливой детской песенке. Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками. О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас как дети за то, что мы им позволим грешить. <….> И не будет у них никаких от нас тайн. Мы будем позволять или запрещать им жить с их женами и любовницами, иметь или не иметь детей – всё судя по их послушанию – и они будут нам покоряться с весельем и радостью. Самые мучительные тайны их совести – всё, всё понесут они нам, и мы всё разрешим, и они поверят решению нашему с радостию, потому что оно избавит их от великой заботы и страшных теперешних мук решения личного и свободного». [11]
Изгнание Христа из жизни низводит человека, разрушает человеческую цивилизацию. Достоевский справедливо обвинил в этом католичество, исказившее христианское учение и ставшее причиной возникновения социализма и атеизма. Для Федора Михайловича, католицизм – это антихристианство.
Сознательно ли нет, Достоевский описал будущее, создающееся сегодня идейными наследниками великого инквизитора, служащими Духу лжи и смерти, теми, кто с христианством не имеет даже формальных связей, ибо сегодня не Ватикан задает мировые тренды.
Мы, живущие в XXI веке, можем своими глазами наблюдать становление мира, описанного Достоевским, мира тотальной несвободы. И уже не католичество стоит во главе этого, а нечто более темное и зловещее.
