ответ на это последовал долгий глубокий вздох.
Спустя неделю Бальтазар сидел за столиком в купе второго класса. Вагон мчался в столицу сквозь бурю дождей и гроз. Отблески молний вспыхивали на его желтых боках, а крупные капли дождя барабанили по стеклу, из-за чего пейзаж за окном расплывался, как акварель на огромном сыром холсте.
В центре столика дымился стакан горячего чая. Ни сушек, ни пряников. Сейчас это было бы вредно…
Бальтазар маялся не столько от зубной боли – к ней он худо-бедно привык, – сколько от скуки. Маменька предлагала взять с собой конспекты. Оно и польза, и развлечение! На что Бальтазар тоскливо поморщился и сказал:
– Не тревожьтесь, маменька. Я без того в совершенстве и, можно сказать, наизусть, как стихи, помню материал. И потом, этот олух Скромнягин на днях выдержал экзамен. Не срезался! Можете себе вообразить? Если уж он смог, мне тем более нечего опасаться.
Теперь он почти жалел, что не взял что-нибудь почитать. Соседей не было. А это, знаете ли, тяжко! Не перед кем блеснуть-с. Сиди тут каторжанином в одиночке…
На первой же станции купил «ЕНИСЕЙСКИЕ ВЕДОМОСТИ» и, закинув ногу на ногу, стал просматривать заголовки. С таким видом, будто не читал, а священнодействовал.
«В Енисейск пребывает знаменитый писатель г-н Д. Судебный архив ждет дорогого гостя» или «Новинка прогрессивной инженерии: что может дополнительное колесо на садовой тачке?», а еще вот такой: «Чудеса расчески и ножниц. Куафюрное ателье «Маслянистый чуб!»
Вынув из портфеля карандаш, Бальтазар подчеркнул последний заголовок и записал адрес. По возвращении надо будет наведаться.
А теперь пора пить чай.
Пальцы коснулись едва теплого стакана. Вот ведь ресторанные! Ни бельмеса не смыслят в заварке.
Столица встретила Бальтазара все тем же дождем. Но, глядя по сторонам, он везде видел чистый горизонт. Складывалось впечатление, будто его преследует собственная туча. Персональная!
Сначала извозчик доставил его не туда. Прокатил через весь город и остановился у какой-то заставы. Одергивая воротник, чтобы не дать дождевым каплям шанса проникнуть под сюртук, Бальтазар выругался.
Вышла вот какая штука.
У входа в Николаевский вокзал стояла роскошная коляска. Некий приват-доцент договорился с извозчиком о поездке на N-скую заставу и пошел обратно на перрон за чемоданами. Тут появился Бальтазар, запрыгнул в ожидающий экипаж и скомандовал:
– Трогай!
Мужик и тронул. И теперь бальтазаров карман оскудел на два рубля. Домчав со второй попытки на Морскую, 34, извозчик спрятал в бороду довольную улыбку и ободряюще сказал:
– Не расстраивайся, барин! Оно, считай, экскурсия!
Бальтазар сошел на тротуар. По его цилиндру стекала вода. Персональная туча-стерва никуда не делась.
Абрамов Денис Романович – зубной врач – и не думал сдерживаться, слушая историю Бальтазара. Хохотал во весь огромный, драпированный усишками и бородой, рот. Он смеялся почти все время. И лишь
