ным засовом. На часах 6.20! Можно спокойно поспать минут пятнадцать. Нырнула с головой под ватное одеяло… Разбудил барабанный грохот – стучали в дверь.
Случилось то, чего всегда боялась: проспать, опоздать. Боялась огромной пирамиды подушек, которая постоянно рушилась с кровати на пол, боялась пить рыбий жир…Отец эту желтую маслянистую жидкость называл золотым запасом живота…
– Я же сказал не ложись, – упрекнул отец.
– А я и не ложилась, – соврала Ася.
– Я уже полчаса стучусь. – Не снимая валенок с резиновыми калошами, прошел на кухню, быстро вернулся, на пороге обернулся. – Не спи! Проспишь! – В ответ получил «обворожительную» улыбку.
Ася торопливо выскочила из подъезда, была уверена, что подруга ее заждалась. Каждое утро они встречались на перекрёстке и вместе шли в школу, но сейчас Веры не было. Может, проспала? Глянула на ее окна пятого этажа и вздрогнула от страха. Внутри стало больно, словно в груди разорвался шар с иголками. Остановилась, присмотрелась, все верно. На балконе курил незнакомый парень. Сидел на высоком ящике боком, ноги свесив за перила и спокойно стряхивал пепел с высоты, иногда бултыхал пятками, словно примерялся, как удобнее спрыгнуть. Затянулся, кому-то помахал сигаретой. Ася обернулась, увидела только сутулую спину удаляющегося старика. Кому этот смертник машет? Соседнему дому, кривым телевизионным антеннам, диким голубям. Легко вспыхивая огнями, вниз полетел окурок. Смертник задом крутанулся на крышке ящика, спрыгнул внутрь балкона, пропал в дверях.
Поняв, что Вера не торопится, Ася решила подняться.
Дверь открыл все-тот же незнакомец. Ася, не дожидаясь приглашения, переступила порог.
– Привет, – пропуская ее, сказал он с усмешкой.
В квартире стоял запах валерьянки, по углам была разбросана обувь, словно снимали на ходу, совершенно не заботясь о приличиях. В зале, на диване – какие-то тряпки, скомканная постель, ржавые гантели. На полу валялся фотоальбом, пара детских рисунков, на одном пейзаж – берег реки с высокими елями, на втором – семья, выстроившаяся полукругом на Земном шаре.
Ася почувствовала близкий запах табака, томатной пасты. Оглянулась.
Он стоял за спиной, настолько близко, что мог коснуться носом ее волос.
Пришлось отойти к окну и наблюдать оттуда. Большой ложкой он достал из банки щедрую горку кильки, аппетитно отправил в рот. Треугольник рыбьей черепушки, оставляя красно-масленую тропинку, скатился по подбородку на пол. Он наклонился, подцепил пальцами, съел. После второй ложки банка опустела.
Ася повернула в спальню Веры. Здесь тоже пахло табаком и томатной пастой. Не удивительно, балкон находился в этой комнате, поэтому дым сквозняком занесло внутрь, а на этажерке с книгами стояли еще две пустые жестянки с красно-синими этикетками.
Вера сидела за столом и на картон приклеивала веточки сушеной ромашки, серого мха, еще какие-то тонкие веточки и травинки – делала гербарий? Получалась неплохая имитация пейзажа. Глядя на бумагу, Ася удивилась кропотливой работе, знала, что подруга категорически не любила делать что-то своими руками. Обычно этим всегда занимался ее отец. Неожиданно на бумаге Ася заметила капли слез. – Неужели плачет?
– Вер, ты чего? – Тронула подругу за плечо, попыталась заглянуть в лицо. – В школу же опоздаем.
Верка нервно дернула плечами, это означало «отцепись».
Вот новость! Похоже, она и не собирается в школу. Что делать? Успокаивать? Идти одной? Если пробежаться, то можно успеть на первый урок.
– Вер. – И снова уловила за спиной резкий запах табака, томатной пасты. Обернулась. Заметила полную банку, довольную красную улыбку. – Ты кто такой, пожиратель кильки?
– Дрыщ.
Ася вздрогнула. Кто дрыщ? Она дрыщ?! Это он смеется над ней? В шестом классе ее однажды так обозвали. Самое обидное, что припечатал мальчик, который ей нравился. Мальчика звали Супня, после шестого класса он с родителями переехал в Берлин. Он уехал, а обида осталась.
– Всем дрыщам дрыщ! – добавил пожиратель кильки, словно припечатал сургучом.
Ася сжала губы: от таких заявочек захотелось дать ему в лоб. Да так, чтобы от сотрясения в его мозгах устаканилось вежливое и приличное. Он, наверное, думает, что от такой проникновенной грубости между ними создастся особая подростково-молодежная атмосфера. – Выкуси. Не люблю наглых, не люблю кильку, томатный соус, не люблю дрыщей! – Одарила его надменным взглядом. То же небось Вере сказал какую-нибудь гадость, вот она и плачет.
– Вер, – вновь затрясла подругу за плечо. – Вер, я пойду.
Вера вновь дернула плечами. Ну и фиг с тобой, подумала Ася. У каждого свой закидон.
– Есть хочешь? – спросил Дрыщ, показывая на пустую банку. – Там
