показал рукой Брилинг на проём меж деревянным домом и сараем, узкий и низкий для всадника.
Они протиснулись мимо стен, под оглушительный собачий лай перемахнули через забор и нос к носу столкнулись с разгорячённой лошадиной мордой. Гвардеец поднял клинок, перепачканный красным. Василий понял, что успевает лишь зажмуриться в ожидании неизбежного…
Грохнул выстрел. Менделеев открыл глаза и увидел, как офицер клонится с седла, уронив оружие.
– Держи коня!
Николай сдёрнул гвардейца на снег, заглянул в его светлые, прозрачные от боли глаза на красивом аристократическом лице.
– Как тебе положенье, когда не рабочие, а ты валяешься беспомощный?
– Ради Бога…
Договорить бравый воин не успел. Из выходного отверстия брызнули осколки черепа, капли крови и мозгов. Мягкая револьверная пуля делает с головой страшные вещи.
Лошадь заржала и попробовала стать на дыбы. Василий едва её удержал.
– Умеешь с ними ладить? – Брилинг взялся за стремя.
– Не приходилось.
– И я катался верхом лишь на мотоциклетке. Помоги.
Оперевшись на соучастника, Николай вскарабкался в седло, впитавшее тепло прежнего владельца, помог напарнику забраться на круп. С сожалением выбросил «наган», не желая хранить улику. Глубоко проваливаясь в снег под тяжестью двух мужских тел, кобыла начала трудный путь, унося пассажиров подальше от Петергофского шоссе.
По дороге они молчали. Потом Брилинг заметил:
– Представь у этих мерзавцев бронеход с пулемётами. Ни один из рабочих не ушел бы. Кстати, я тебе жизнь спас.
– Благодарствую. А кто втянул меня в авантюру?
– Ладно. Один-один. Квиты. Только чур – никому ни слова, включая Берга, твоего отца и тем более Романова.
– Да уж понимаю. Теперь не гвардейцы – преступники, народ расстрелявший, а мы, покаравшие одного из убийц.
– Вот и славно. Приглашаю тебя на ближайшее собрание ячейки ПСР. Личное поручительство дам.
– Нет уж. Довольно с меня политики. Кстати, едем домой и чертежи чертим. Тебя как эсера видного и путиловского непременно спросят, чем развлекался 9 января.
Отмахав приличное расстояние, они отпустили измученное животное, нашли извозчика и отправились в холостяцкую квартирку Брилинга. Там промыли неглубокую рану и перебинтовали ногу Николая, уничтожив в камине заляпанные брюки и исподнее с пулевым следом.
Менделеев как в воду глядел. К вечеру нагрянул городовой в сопровождении пронырливого типа в штатском. И хотя сын знаменитого профессора не любил козырять происхождением, здесь он позволил себе и папеньку использовать, и на полицейского голос повысить, что со своими дурацкими вопросами тот отечественный прогресс тормозит. Городовой капнул на ковёр растаявшим инеем с усов и ретировался. Партикулярный господин не проронил ни звука.
– Так их, сатрапов, – расслабился
