если бы ты знала, как я устал!
Молодая женщина поспешно открыла холодильник, явив взору Гоженко холодную пустоту, и извлекла бутылку красного вина. Она похвасталась, что у нее есть сыр из Швейцарии, который привезла подруга. Михаил велел нарезать.
– Сыр очень хорош к вину, – важно отметил он. – Хороший сыр сейчас днем с огнем не сыскать. Налей мне бокал, я хочу пить. От маминого чая у меня сухо во рту.
– Бедный мой, – сказала Лиза. – Ты такой утомленный! Она совсем тебя довела. Она всех тут доводит. Все время кормит на улице птиц. Голуби загадили все крыльцо!
– Она всегда любила всяких пичужек, – снисходительно откликнулся Михаил, – Мать давно не в себе.
Он поискал глазами хлеб и не нашел, взял тонкую пластинку сыра, пожевал и добавил:
– Я собираюсь уезжать, а она не верит. Говорит, что это делают молча.
– Молча – трусость, – задумчиво сказала женщина, положив ногу на ногу. – А куда ты собрался?
– А черт его знает! Налей мне еще вина. Я и скотч купил…
– Зачем?
– Склеивать разбитые вещи, разумеется. Обязательно найдутся вещи, которые надо склеить.
– Знаешь, – заметила женщина, – есть вещи, которые уже не склеить. Мне без тебя будет холодно. Ты надолго?
– Не знаю я. Я еще ничего не знаю.
Лиза облегченно вздохнула.
– Если ты ничего не знаешь, то никуда от меня не денешься.
– И ты туда же…
Гоженко пошел в комнату и кинул пиджак на спинку стула. Из кармана выпала монетка и укатилась под шкаф.
Лиза возилась на кухне. Сквозь межэтажные перекрытия доносился свист скворца. Михаил почувствовал, как ноют мышцы на ногах, и прилег прямо на покрывало.
Ему снилось, что он летит над рекой, поверхность которой напоминала дамасскую сталь. В ней отражалось ослепительное солнце, наполовину съеденное горизонтом и перечеркнутое размытыми линиями сизых туч. На одном берегу реки – высоком, обрывавшемся к полоске песчаного пляжа скользкой бурой глиной, рос сосновый лес, плотный и густо-зеленый в кронах, сумеречный и разряженный у красноватых корней, покрытых заячьей капустой. Другая сторона была объята однотонной равниной, и туда-то и садилось солнце, высвечивая черные в закате холмы курганов.
Гоженко во сне глубоко дышал, радуясь, что здесь, на высоте, есть свежий воздух. Ему стало комфортно и свободно. Он был доволен, что летит один и вокруг нет толчеи и суеты. Михаилу казалось, что его мягко подхватывают теплые потоки и поднимают ввысь, и тут же он попадал в зону ледяного ветра, заставлявшего ежиться и стремиться ближе к земле.
Потом он увидел радугу и все вокруг закружилось и стало разноцветное, и крутилось все быстрее и быстрее – до тошноты, и он оробел и захотел проснуться, но не смог. Под ним еще плыла земля – лес и река исчезли, внизу тянулось ровное поле, покрытое золотистым злаком, и вроде бы поле разделяла
