не получится, – объявляет поляк.
– Почему?
– У меня в ворот была зашита ампула с ядом… Как раз на такой случай. Скоро яд подействует. Прощайте, господа!
Глава 3
Тело поляка дернулось последний раз в пред-смертной агонии, выгнулось и застыло. Зеленоватая пена на губах, остановившиеся зрачки глядят куда-то мимо нас всех в небеса.
Поворачиваюсь к барону-троллю.
– У вас не найдется портсигар?
– Извольте, – Маннергейм удивлен, он знает, что я не курю, но протягивает мне серебряный портсигар. – Огоньку?
– Это уже лишнее. Благодарю.
Беру портсигар, подношу его ко рту только что опочившего Вержбицкого. Внимательно смотрю на отполированную блестящую поверхность. Нет… ни малейшего замутнения… Значит, и правда не дышит.
И что нам теперь делать с предателем? Вернее, с его телом? Таскать с собой по всем нашим разведывательно-диверсионным делам? Быстро протухнет. Прерывать миссию отряда и возвращаться обратно на нашу сторону фронта? Или похоронить здесь в безымянной могиле?
– Барон, на пару слов… – возвращаю портсигар хозяину.
Отходим с Маннергеймом в сторону.
Делюсь с троллем своими мыслями о вариантах посмертной судьбы пана Вержбицкого. Карл Густав закуривает, пускает дым пижонскими колечками.
– Каждый из вариантов имеет плюсы и минусы. Тащить с собой в дальнейший рейд, конечно, не стоит. Можно еще отрядить несколько человек и отправить их на нашу сторону с мертвецом и кучей подробных рапортов о произошедшем в придачу.
– Ослабить отряд? Ладно, утро вечера мудренее… – Поворачиваюсь к бойцам. – Сорока!
– Здесь, вашбродь, – казак мигом оказывается рядом.
– До полуночи сторожишь тело, потом тебя сменят.
Двое бойцов переносят покойника подальше за деревья, Сорока занимает при нем свой пост. Остальные возвращаются в лагерь. Перекусываем. Грамотных усаживаю писать рапорта о выявленном в рядах отряда японском шпионе. Сами с Маннергеймом тоже отдаемся эпистолярному творчеству.
Этой ночью японцы могут спать спокойно – нам не до них. А решение по Вержбицкому приму утром. Возможно, тролль и прав – выделить десяток человек и отправить их с рапортами и трупом предателя на нашу сторону, а самим продолжать пакостить «джапам» дальше.
Подзываю Савельича.
– Назначь двух сменных караульщиков на подмену Сороке. В полночь пусть его сменят. Смены по четыре часа.
– Сделаю, господин штабс-ротмистр.
Под веками, как песка насыпали. Ставлю последнюю точку в собственном рапорте при колеблющемся свете свечного огарка в потайном фонаре и устраиваюсь под деревом спать, подсунув под голову вещмешок. Последний взгляд в темное маньчжурское небо с яркими точками звезд.
Сорока, как мог, боролся с охватившей его сонливостью. Словно собака, встряхивал головой, каждый раз, как чувствовал, что клюет носом. Густые сумерки накрыли
