на отца. Захотелось с чувством выкрикнуть, чтобы он не отдавал ее, не пускал ко двору, не вез на этот проклятый зимний бал. Но она промолчала, прикусив губу, чтобы не сорваться.
– Я бы не хотел, чтобы ты становилась фрейлиной. Разврат, интриги, сплетни и яды – вот чем нынче дышит двор, – угрюмо произнес граф. – Представить страшно, что ты там начнешь вытворять под влиянием сильных мира сего.
– Ну так… можно же что-нибудь придумать. Я могу заболеть и не поехать. – На миг Стефани показалось, что она предложила дельное и одновременно простое решение проблемы. Девушка с надеждой заглянула отцу в глаза.
– Или выйти замуж, – нарочито спокойно предложил он.
– Но я не хочу замуж! – рассердилась Стефани. – Папа́, почему вы говорите со мной об этом снова и снова? Последнее время вы только и твердите о браке. Вчера за обедом, после ужина, сегодня… Мы почти не обсуждали это столько лет, но что изменилось сейчас?
На лице отца залегли глубокая печаль и явное нежелание признаваться.
– Я болен, и это серьезно, – тихо ответил он. – Если я умру раньше, чем ты выйдешь замуж, то твою судьбу будет решать Фили́пп. Ты же знаешь, по закону он наследует все: титул, земли, имущество. Отношения у вас с братом не слишком дружественные, поэтому я боюсь, что его решение может быть вызвано желанием навредить тебе или извлечь выгоду из твоего брака.
«Или того и другого…»
Стефани вернула кольцо на палец и сосредоточенно посмотрела на отца. Она силилась увидеть в нем какие-либо изменения. В его лице, глазах, движениях. Что-то, что намекало бы о болезни. Не потому, что не верила его словам. Скорее, она не верила в то, что беда могла прийти так внезапно. Быть может, у нее есть еще год, два или пять лет.
– Но… Как же… Неужели все так плохо? – еле выдавила из себя девушка. Происходящее казалось ей кошмаром, а слова отца – дурацкой игрой воображения.
– Пока никто не может дать точных ответов, насколько все плохо.
– Значит… Значит, вы… сгущаете краски.
– Вовсе нет. – Граф вымученно улыбнулся. – Подойди ко мне.
Стефани поднялась с места и тихо, как воришка в чужом доме, приблизилась к отцу под громогласные раскаты грома за окном. Сердце замерло в ожидании того, что ей предстояло увидеть.
– Смотри. – Он поднял руку и повертел кистью, делая акцент на посиневших кончиках пальцев. – Мое сердце ослабло. Вечерами ноги становятся тяжелыми, руки немеют. Иногда кожа синеет. Вот как сейчас.
Господин де Монклар ткнул пальцем на участок кожи возле пластины.
– Это потому ты больше не ездишь верхом? – Она вспомнила, что отец, прежде любивший прогулки на лошадях, по какой-то причине отказался от них этим летом.
– Да.
Стефани положила руку на плечо родителя, второй взяла мужскую ладонь. По сравнению с ее собственной, та была большой, холодной, мозолистой. А теперь еще и до невозможности бледной. Особенной шершавостью отличался указательный палец. Отец, как и остальные члены семьи Монклар,
