выкладывай мне свои новости.
Митт едва не сказал Навису, что тот ничуть не лучше Керила, но прикусил язык, так как внезапно понял: это чистая правда. Навис вполне мог быть таким же безжалостным, как и Керил. Графская кровь, что поделаешь. Но едва он успел задуматься, сможет ли рассказать земляку хоть что-нибудь, как Навис произнес:
– Уверен, они не позволили бы тебе покинуть Аберат без очень серьезных причин. – В его голосе прозвучала горечь, скрыть которую не могла даже его обычная холодность.
«Он, как и я, ощущает себя в ловушке», – понял Митт.
– Ладно, только скажите прежде: вы знаете, где Хильди?
– В Гардейле, – ответил Навис. – Хотя после парочки последних писем, что соизволила прислать мне дочь, я подумал, что она, вероятнее всего, живет на Луне.
– Я тоже получил такое письмо. Настоящая тарабарщина. А Йинен? Вы хотя бы догадываетесь, где Йинен?
– Нет, – признался Навис. Последовала небольшая пауза, во время которой в комнате стало как будто холоднее, а потом граф добавил: – Никто не потрудился сказать мне об этом. Так они поэтому позволили тебе встретиться со мной? Чтобы ты передал мне угрозу?
– Очень может быть, что это тоже часть их плана, – ответил Митт. – Они, скорее всего, рассчитывали на то, что я все расскажу вам. И хотят, чтобы я убил эту девушку, Норет. Говорят, она сумасшедшая. Я проехал вместе с ней почти всю дорогу сюда, и она не более безумна, чем я сам!
– Сиди спокойно, – приказал Навис, – ты и так уже залил уксусом всю комнату. – Он взял стул и уселся напротив Митта, скорчившегося в тазу. – Давай-ка выкладывай все в подробностях. Кто хочет, чтобы ты это сделал?
– Графиня Абератская и граф Керил. От своего прошлого никуда не скроешься! Они вызнали обо мне все.
– Керил… Керил. В таком случае ты не единственный человек, который не может скрыться от своего прошлого. Я когда-то с очень большим риском передал Керилу предупреждение, что его сыновья попали в плен в Холанде. А тот, вероятно, воспринял это как угрозу. Что он говорил?
И вот, как был, в тазу, Митт стал рассказывать Навису события последних двух дней, включая поездку с Норет. Единственное, о чем он умолчал, так это о том случае, когда ему почудилось, что Аден – огромная река. Теперь он и сам не был уверен в том, что это с ним на самом деле произошло. Во время рассказа Митт обнаружил, что на глаза ему вдруг стали наворачиваться слезы, но это происходило не по каким-то серьезным причинам, а лишь потому, что Навис сидел и внимательно слушал его и не считал грязью, портящей облик мира.
– Что касается статуэтки, – протянул Навис, – ты оказался излишне щедрым. Сможешь уговорить ее отдать тебе твою половину?
– Разломать пополам? Но зачем?
– Затем, что это чистое золото. Если ты его получишь, то ни тебе, ни мне не придется зависеть от милосердия здешних правителей. И мы могли бы уехать нынче же ночью. Митт, мне это очень не нравится. Здесь, в Аденмауте, только и говорят что о Норет. Ее все любят. Если с ней что-нибудь случится, то взорвется все побережье,
