этот шкаф, со всем его хозяйством, остался от прежнего арендатора, я как-то показала его Максу, хозяину кафе, он просто в восторг пришел, помнишь, у него на двери на кухню вместо ручки – старинный рубанок, это – из моей коллекции, ничего выбрасывать не буду, вдруг пригодится.
– А лестница или стремянка у вас есть?
– А как же.
– Ну, хорошо, – мужчина опять посмотрел на Виолетту, – только давайте попозже. Я – сам приду.
– Еще лучше, – обрадовалась Памела, – Виолетте там надо еще прибраться, а я сделаю нам всем спагетти с фаршем. Болоньезу. Надо же работника покормить. Идет?
Виолетта с удивлением смотрела на раскрасневшуюся Памелу, – интересно, где это мне надо там прибраться, ты что, старушка, раздухарилась?
– А ваш устав, – Виолетта подчеркнуто-презрительно сделала акцент, – ваш устав – клошаров – разве не запрещает – работать?
– Нет, не запрещает, – вызывающе ответил – Виолетте – мужчина, – строительные работы – это доброе дело, – и, уже подчеркнуто-учтиво – Памеле, – через час-полтора – вас устроит?
– Устроит. Видишь, Виолетта, молодой человек решил нам помочь. Поехали, – и уже обращаясь к мужчине, – мы ждем вас в гости. Да, а как вас величать?
Мужчина помялся, посмотрел опять на Виолетту и – ответил:
– Питер.
Женщины уехали, а мужчина еще долго стоял у дороги. Да, мальчик, твой нездоровый фатализм сыграл-таки с тобой свою шутку.
Он обратил внимание на эту женщину несколько лет назад, еще тогда, на набережной. Да, на нее нельзя было не обратить внимание. Она так отличалась от праздной заезжей публики, да и от той публики, которая заполняла на выходные Центральный парк города, для которой он, презирая ее за показную праздность, когда совсем припирало, писал на продажу экспромты. Увидев ее издали сидящей в креслице у входа в салон, он впервые за многие годы застеснялся своего внешнего вида и поспешил поскорее уйти, чтобы не броситься ей в глаза. Так все то лето он, боясь встретиться взглядом, и смотрел на нее издали. Мальчик, это не сказка про красавицу и чудовище, это – жизнь, точнее, часть той жизни, от который ты отказался раз и навсегда, так что выбрось ее из головы. Но это оказалась очень непростым, теплые ночи будоражили плоть, и тогда она вставал, окунал лопату в бочку с фосфором и начинал выписывать под звездным небом разбрызгивающие зеленые искры круги – эй, цыгане, придите ко мне, чтобы я вас – разогнал, сейчас мне так хочется набить кому-нибудь морду.
То лето – закончилось, закрылся и салон. Женщина – исчезла. Но Питер не мог выбросить ее из головы. Может, она, – не часть той жизни, а такой же осколок, как и он сам? Ведь отщепенцы, они бывают – разные. Взять хотя бы того мужчину, прежнего хозяина лыжного костюма. Красивый дом, шелковый пиджак, а такой же потерявшийся в этом мире человек. Питер вспомнил, как они пили вино и читали стихи в Центральном парке. Тогда мужчина поразил его знанием Шекспира, что совсем на ладилось с его внешним пижонистым образом. После коротких пассажей из «Фауста», щеголь, сделав добрый глоток, начал читать монолог Гамлета, да еще в оригинале. Он несколько раз сбивался,
