мужа – Володя? Или Вася? – подливает ей еще. И еще.
Мир вокруг какой-то неправильный, зыбкий и странный. Перед глазами все плывет, как после долгого катания на карусели, голоса отдаляются. Людмила чувствует, что падает со стула…
Дальше – провал, полная чернота, память будто начисто вытертая грифельная доска. Она приходит в себя от резкой боли в затекшей руке, во рту сухо, ресницы склеились намертво. Она лежит на чем-то очень твердом. На полу?..
С немалым трудом вытащив из-под себя руку, она шевелит ватными пальцами и чувствует, как их начинают колоть крошечные иголочки. Онемение постепенно проходит, она протирает глаза и разлепляет веки. Уже светло. Она в незнакомом помещении (позже она узнает, что это была редакция одной из местных газет). Первый вопрос: «Где я? Как я сюда попала?» Последнее, что осталось в памяти – вчерашний вечер в Доме культуры с друзьями и каким-то незнакомцем. Но почему она не помнит, что было после, кто привез ее сюда и почему она полураздетая лежит на столе в кабинете какой-то конторы?
Рядом за другим столом сидит тот мужчина, который был с ними вчера. Его мерзкое лицо вызывает такое отвращение, что хочется запустить в него стоящим рядом телефоном. В сознании проясняется. Ответ на вопрос «Почему она здесь?» очевиден. Поспешно одевшись, она выскакивает из кабинета с чувством, будто ее окунули в дерьмо.
Потом она узнает имя этого человека: он работает фотокорреспондентом в этой редакции. Никогда больше она его не увидит. Этого мерзавца, возможно, использовавшего ее по полной программе, она вычеркнет из своей памяти. Неизвестно, что происходило с ней в эти восемь-десять часов. Что можно делать с безжизненным телом?.. Она постарается внушить себе, что самого страшного не произошло. Теперь она знает, как надо пить и что может случиться, когда человек теряет над собой контроль.
В памяти всплывают слова плаката на стене в коридоре поликлиники, где она лечила зубы в детстве и подолгу сидела в ожидании приема: «Алкогольное опьянение – это добровольное сумасшествие». Странно, что ей это запомнилось, ведь ей тогда было лет десять-двенадцать. Да, урок был суровый, но последствия могли быть и похуже. Этот эпизод она так хорошо вытеснит из памяти, что с трудом вспомнит, когда шестьдесят лет спустя возьмется за мемуары. И за эти шестьдесят лет никому не расскажет о случившемся.
Маме она сообщит, что переночевала у друзей; та ничего не заподозрит. Во всей этой гадкой истории для нее останется загадкой одно: как, каким образом из Дома культуры, где они отмечали Первое мая, она попала в редакцию, расположенную на другом конце города?..
***
В типографии Людмила больше не работает, уволилась оттуда осенью. Она устраивается в мединститут. Сначала ее определяют «на вешалку» – в гардеробную, но долго она там не остается: в ее смену кто-то украл ондатровую шапку. Совсем ее не выгоняют – не она ведь украла – просто переводят. Так она оказывается на должности с гордым названием «препаратор».
