которая еще, может статься, не привела бы его к добру. А я стану его учить читать.
– Прекрасно, дитя мое! – сказала графиня, обнимая сына: – с сегодняшнего вечера Коклико может спать у нас в доме.
Коклико, не чувствуя больше ни голода, ни холода, вообразил, что он в раю.
Когда ребенок перенес столько лишений, сколько их выпало на долю Коклико, и не умер, – значит, у него железное здоровье и он силен, как жеребенок, выросший на воле, на лугу. Коклико работал в Тестере за взрослого человека. Он также охотно пользовался и уроками, которые Гуго давал ему с большим усердием и с аккуратностью старого учителя. Но забивать себе в голову буквы и учиться читать по книге, проведя столько лет на вольном воздухе, не очень-то легко. Коклико бил себя кулаками по голове и приходил в отчаяние перед этими таинственными знаками, изображавшими звуки и понятия.
– Ничего не понимаю! – говорил он со слезами: – такой уж я болван!
Эти четыре слова засели у него в голове и он почти всегда начинал ими фразу:
– Я такой уж болван!…
А между тем, он только казался добряком и дурачком: в сущности он был хитер – как лисица, ловок – как обезьяна и проворен – как белка. Не нужно было повторять ему два раза одно и тоже. Он всё понимал с полуслова и всё замечал отлично.
Скоро он и доказал это.
Раз случилось, что Гуго, который ничего не боялся, вздумал перейти выступившую из берегов речку, чтоб достать в яме карпов; вдруг он потерял дно и хотя умел плавать как рыба, но его унесло течением, он запутался в траве и едва не утонул.
Коклико, увидев беду, бросил лодку, поплыл и вытащил из воды Гуго уже без чувств. Вблизи были мельники; они бросились на помощь и окружили Гуго, которого Коклико положил на берегу. Советы посыпались со всех сторон. Наиболее сообразительные хотели уже повесить его за ноги, головой вниз, чтоб из него вылилась вода, которой он наглотался. Коклико протестовал.
– Хорошо лекарство! и здорового-то оно убьет, а больному какая может быть от него польза? – вскричал он.
– Так что же с ним делать!
– Я такой уж болван, а вот что мне кажется… тут не в воде дело, что он проглотил… и вы сами не стали бы пить, если б вас окунуть с головой в реку – ему просто не достает воздуху. Надо, значит, чтоб он вздохнул, да чтоб он согрелся, а то он совсем холодный.
И не теряя ни минуты, Коклико унес Гуго, раздел его и положил у огня так, чтоб голова была повыше.
– А теперь, дайте-ка поскорей водки!
Его слушали, сами не зная, почему. Наливши водки на шерстяную тряпку, он принялся изо всех сил растирать утопленника. Мельники взялись тоже, кто за ногу, а кто за руку. Коклико раскрыл все окна, чтоб было побольше воздуха. Наконец, грудь Гуго поднялась, и он раскрыл глаза. Первым движеньем Коклико было броситься ему на шею.
– Вот как, – сказал он, – надо спасать утопленника; хоть я и болван, а додумался до этого сам собой.
Гуго подрастал и становился совсем уж большим. Герцог де Мирпуа, навещавший их от времени до времени
