Вполне возможно, что там, впереди – море.
Свинарник. Четыре или пять низких загородок из красного камня. Пол устлан сухими водорослями. Нам-то что до этого? Ну, посмотрели. Без интереса. Красивое и уединённое это место. За горами, за долами. У семи гномов. Ночь хрустальных гробов.
Едва наброшенные архитектурные куски в этом ночном свете, в этой светлой ночи, какое чувство заброшенности и ненужности – возможно, всё это лишь от окружения осыпавшихся листьев caña. Нерешённость, нерешительность. Как быть? То, что одна комната дома остаётся за хозяином, важнее того, что свинарник достаётся нам. Ни на что не решившись, пятеро уходят, поскольку они персоны и поскольку здесь было замечено на теле одновременно странное, или едва ощутимое жжение, или зуд, надо бы как-то это назвать. Сделалось заметным. Продвигаясь вперёд, они ушли, ушагали, шагают они. Стоят, остановились, топчутся на месте, в свете луны, в лунном свете. Лунуслуна лунула.
Гал в белых штанах? Забелённые или зачернённые на нём штаны? Смотрит на себя, вдоль себя, что это. Как и остальные персоны, как они есть, беспокойно вертятся от покалывания и пощипывания. Что понадобилось этим пяти персонам в одинокую ночь в уединённом свинарнике?
Одна спичка могла бы внести ясность. Бартоломе достал из кармана брюк, своих брюк, фосфорную спичку, чиркнул ею, и загорелся язычок: то, что предстало в его свете, было не блестяще: в чёрных точках белые штаны, на которые все уставились. Сам владелец штанов, Гал, нагнулся и стряхивает с себя ладонями эти чёрные точки. Но кончилась спичка. В мягкой ночной тени женщины отряхиваются. Бартоломео не шевелится, не трогает ни себя, ни их. На его штанах, чёрных, ничего не видно. А чего не видели, того не было. Ни один испанец не чешет от блох ни себя, ни его, ни её. Con su aspetto fiero[76].
Тут пятеро персон покидают дом, сад через решётчатую деревянную дверцу. Идут вдоль длинной стены к холму. Впереди вышагивают Бартоломео с Алисой, за ними Малышка, Ара, Гал. Первая группа перебрасывается со второй словом-другим. Алиса болтает с Бартоломео, она лучше всех говорит по-испански, а так как она двуязычная, ей всё приходится говорить дважды. Громкие звуки голосов покрывают преодолённое воздушное пространство над известняковым бездорожьем, горным переходом, звуки похвалы или раздумья звучат чужеродно, как истошные базарные крики, спрос и предложение толкутся вокруг, громыхая в ночной заброшенности, сменяя друг друга среди пяти персон в лунной тусклости и заглатывая всё внимание. Примечая слишком приметное. Распростёртость холмистости.
Вершина преодолена, теперь вниз между боковин холма, покрытых зарослями мелкого можжевельника, ведёт каменистое русло, и они идут по нему, пятеро, осторожно в тени старой дорожки. Бартоломео посередине, в достойной позиции, полной мягкой уверенности: он оказывает услугу и милость. Сдержанная услужливость. Обнажённость русла ручья расширяется: оно кончается, впадая в узкую дорогу, которая описывает этот холм у его подножия, ведя по себе пятерых персон. Вела. В красноватом отсвете луны
С устрашающим видом (
