как припадочный.
– Вас, Владик, я вижу, память подводит. Удивительно, как вы в училище дифференциальное и интегральное исчисления одолели-с. Документы у хлюста того были явной липой, а морда – самая жидокомиссарская. По уму его стоило прислонить к стенке, но вы знаете, я не любитель руки марать. Контрразведка выслушала, басы умерила, принялась тихой сапой скрадывать. «Поймите правильно, господин полковник. Каждый из нас борется с гидрой большевизма на своём посту, господин полковник». Тьфу ты, в бога, в душу и в кузину-суфражистку[120]! Будто я намедни из яйца вылупился. Вот из этого! – Решетов хлопнул о переборку новое яичко.
В простенке, где недавно красовался пропагандистко-порнографический коллаж, созданный талантами старшего офицера, сиротливо краснела открытка. На ней усталый африканский слон держал в хоботе бутылку. Надпись поясняла, что в ёмкости «КОНЬЯКЪ. АКЦ. ОБЩ. С. С. ТАМАЗОВА ВЪ КИЗЛЯРЕ». Знаменитую композицию, как и другую внутреннюю отделку, уничтожил пожар, вызванный вражеской гранатой.
Вздохнув по загубленной красоте, Пал Палыч продолжил рассказ. Капитан контрразведки, сколько ни бился, не смог заставить его признать неправомерность ареста осважника. Тогда сыскач принялся выспрашивать про имущество своего человека. Подполковник твёрдо заявил: «Не ведаю». На это контрразведчик извлёк из портфеля показания прапорщика Садова, в которых последний собственноручно изложил, как поделили скарб задержанного.
– Естественно, я втолковал ему понятие трофея, чтоб он нас мародёрами не выставил, – Решетов вытер руки поданным ординарцем рушником, взялся за портсигар.
– Чем всё кончилось? – Воротынскому история наскучила, но старшего в должности и чине надлежало слушать.
– Не егозите, поручик. Сейчас будет самое занятное. Он к часам репьём приклеился. На черта они ему сдались, спрашивается? Дешёвка! Одно название, что «Qualite Breguet». Пришлось озвучить, что упомянутыми часами был награждён старший фейерверкер Куликов, вскорости смертельно раненный в бою…
– А Рома-то как? Возвращаться собирается?
– Садов? Болваном будет Ромуальд, ежели пару месяцев не прокантуется в тылу.
– Кость у него всё же задета?
– Откуда я знаю, поручик? Что у вас за скверная привычка – перебивать? Ну, так вот, м-м-м… На чём я осёкся? Ага… капитан от меня не отстаёт. Допытывается, где мы фейерверкера эвакуировали, кому передали… А мне таить нечего. На Становом Колодезе, говорю, определили на перевязочный пункт первого Корниловского. Там Ерофей Захарович и преставился, упокой, господи, его грешную душу. Как думаете, Владислав, из-за чего такой сыр-бор?
– Ума не приложу, – Воротынский открыл лючок амбразуры, пригляделся. – Подходим, господин полковник.
– Все по местам! – Решетов преобразился, решительно растёр окурок в жестянке из-под консервов, занял место в командирской рубке.
«Витязь» замер в лесопосадке, не доезжая до станции Стишь. Здесь
Суфражистка – в Европе участница движения за предоставление женщинам избирательных прав в конце 19 – начале 20 века.
