>
Картинки – 1. Мыло для глаз
Пророчество.
Я шёл по лесу. Сзади меня шёл Ренат. Где этот придурок взял пистолет, я понятия не имею. Он хоть и служит Милиции, но служит он всего-навсего охранником в тюрьме. Ну наверно у него есть какие-то связи… Кстати, я не знаю, настоящий ли пистолет у него в руке, которым он угрожает мне со спины, – ну то есть не пневматический, а огнестрельный, – но мне всё равно.
Я устал жить, я не хочу жить, и этот идиот теперь хочет облегчить меня. Почему я называю его идиотом? Потому что он таковым является всю свою жизнь, – а я знаю его с детсадовского возраста.
– Ренат, а ты сильно волнуешся перед первым в твоей жизни убийством? – спросил я, откуда-то взяв смелости на такой дерзкий вопрос.
– Заткнись, ушлёпок. – сурово ответил Ренат, тоже откуда-то взяв смелости, ведь он всю жизнь меня боялся.
– Не хочешь – не отвечай. – сказал я с облегчением на сердце, – всё-таки в молчании помирать как-то легче…
Я сказал, что я устал жить, но я никогда во всю жизнь не питал мыслей суицида. Я просто устал жить, потому что мне всё в жизни понятно, и чувствуя – даже не то, что бессилии, – чувствуя временность своей жизни, я «устал жить».
– Ренат, а ты знаешь, что мне известно было, что ты меня убьёшь, ещё за двадцать лет до сегодняшнего дня?
– Хватит молоть чушь, а то я тебя здесь прямо порешаю!
Я замолчал и силы у меня вновь исчезли, – их хватило только на этот вопрос. Смерть – страшная штука, даже если ты «устал жить». Ренат сам очевидно волновался, и это было действительно первое убийство в его жизни, которое он намеревался сейчас совершить; я не следил за его жизнью, но говорю так, потому что знаю, что это человек, что называется «простой».
– Неужели тебе неинтересно, как я мог знать двадцать лет назад, что ты меня укокошишь в сорок пять?
Ренат на этот раз не огрызнулся и я решил не ждать его разрешения и стал говорить.
– Поверишь ли…
– Заткнись!
– Да не укокошишь ты меня тут! Тут слишком могут быть свидетели.
– Заткнись!
– Да и тебе выгодней. Ведь сообрази: вдруг какой-нибудь грибник здесь режет опята в кустах, и его не слышно, не видно, а мы разговариваем как два старых друга, коими мы, впрочем, и являемся. А?
Ренат опять промолчал; мне кажется у него были стиснуты зубы от злости.
– Ехал я значит в маршрутке, – начал я (Ренат не перебил), – и вдруг, то ли какой-то голос, то ли просто какое-то такое впечатление снизошло на меня, что я ясно понял – я умру насильственной смертью.
Силы у меня на этом предложении снова закончились – их хватало ненадолго от волнения и страха. Я так же боялся и Рената – вдруг он меня опять заткнёт или, того хуже, действительно выстрелит, не вытерпев.
– Не знаю, зачем Бог дал мне это знание… Кстати, ты верующий? – спросил я Рената.
Ренат молчал, запыхавшись и сопя своим клювом-носом. Нос у него был довольно длинн и он в детстве даже лечился – у него был Гайморит. Сам же Ренат «метр с шапкой», в то время как я «под два метра ростом». Мне в детстве приходило на ум назвать его Карлик нос, – это кажется из какого-то детского произведения литературы, которого я не читал, но слышал эту кличку героя произведения.
Но я не называл так его! Я же не дурак, чтобы высмеивать физические недостатки, – родители правильно меня воспитали.
– Ренат, можно я ещё скажу? Кстати, согласись – тебе приятно, что я спрашиваю у тебя разрешения?
Я хотел добавить ещё: «тогда как будь ты без пистолета, то я просто бы дал тебе пинка под зад». Но я струсил.
Ренат опять не удостоил – да, именно не удостоил – ответом. И я решил ещё пооткровенничать, – ведь я никому никогда за все двадцать лет этого не говорил, боясь, что если оно не сбудется, то меня примут за пустослова… И вот оно сбылось. Хотя конечно ещё не сбылось, но уже сбывалось.
– Ты ведь знаешь наверно, я же писатель? Знаешь что означает слово «прозорливость»? Ты книги читал вообще за жизнь?
Мне показалось, что последним вопросом я его разозлил и поэтому тут же как бы усиленно замолчал, де, я его не пытаю – ну не читает, так не читает.
– Давай направо! – вместо ответа произнёс Ренат.
Сердце моё сжалось;
