случиться, что чешую закинуло сюда?
– Не знаю, – пожал плечами лучший племянник сильнейшего древнего грека. – Лопнула, наверное.
– От чего? – не понял Геракл.
– От переедания. Голов много, а желудок один. Пошли домой.
– А жирафики?
– Поспят и придут в себя, не волнуйся.
Пожав плечами, Геракл принялся собирать чешую с деревьев, а Иолай, улучив момент, сцедил с пастей «жирафиков» яд Гидры в кувшинчик.
– Ты что это там делаешь? – послышался за спиной строгий голос дяди.
– А я… Это, – отозвался Иолай, спешно придумывая оправдание, чтобы не получить по афедрону. – Смазку для стрел собирал.
– Чего? – не понял Геракл.
– От слюны жирафа, говорят, стрела летит лучше, – выкрутился Иолай. – Какая-то там аура динамики.
– Так, дал сюда, – приказал Геракл и забрал кувшинчик у племянника. – Не мешай им спать. Возвращаемся.
Иолай понуро отошёл от останков Гидры, вручил кувшинчик дяде и, подхватив мешки с пожитками, направился в сторону Микен. Геракл же, проводив его взглядом, с секунду смотрел на кувшинчик, а затем подхватил свой колчан.
– Ничего в аэродинамике не смыслит, а умничает, – поворчал он на племянника, смазывая стрелы почти что наощупь, а затем направился следом за Иолаем.
– Дядя, а для чего мы вообще за шкурой этой пошли? – подал голос верный племянник на обратном пути.
– Царице Антимахе понадобилась чешуя на какую-то сумку, – отозвался Геракл.
– Ничего себе, – удивлённо сказал Иолай. – Так и сказала, на сумку?
– Вроде да, – почесал затылок Геракл, безуспешно пытаясь вспомнить детали.
– А давай им сюрприз сделаем и сами её сошьём, – подал идею племянник. – Вот она обрадуется!
– Сумка, наверное, нужна особенная. Постараемся! – твёрдо заявил дядя, найдя удобное для работы место. – И материала у нас многовато, кажется, набралось.
– Значит ещё что-нибудь придумаем, – обрадовался Иолай. – Больше – не меньше.
– И то верно, – согласился Геракл, силясь вспомнить, не упустил ли он какой-то важный нюанс.
Вспомнить не получилось. Сумка, сумочка. Какая разница.
Прибыв в Микены, дядя с племянником первым делом направились к Эврисфею. Царь в это время пытался вспомнить, есть ли в древнегреческом пантеоне бог глухоты, как его зовут и как ему помолиться, чтобы на время избавиться от ворчания супруги, изнемогающей без новой сумочки. Когда правитель был готов начать молиться Медузе Горгоне, чтобы она превратила его в красивую статую, в зал торжественным шагом вошли Геракл и Иолай. Племянник тащил волоком большой сундук, царапая дорогущую мраморную мозаику, выложенную на полу тронного зала.
– О, вы вернулись! – воскликнул обрадованный Эврисфей, вспомнив, наконец, куда он отправил
