style="font-size:15px;"> Налимы и медведь
Прямо в марле укладываю наживку в сумку из-под противогаза, где у нас на коротких палочках намотаны донки, и теперь, не мешкая, отправляемся в путь. Идём втроём: Позин, Лихой и я. Сре́зали путь, как это делал Эдик Лаптев: через кусты около моста поднялись на высокую насыпь, а на противоположной стороне дороги спустились на другую сторону. Вдоль обрывистого берега идёт узкая тропинка в непроходимых зарослях. Справа – бурная река, слева – сплошная стена из кустов, переплетённых вьюнами.
Вспомнилось, как в прошлом году мы с Лосём вдоль точно такой же тропы ставили донки в нескольких километрах отсюда, на левом берегу Аяна, вниз по течению от пионерского лагеря до слияния Аяна с Эмтегеем. Расставили донки, возвращаемся обратно к своей палатке. Я впереди, а Лось сзади. Идёт и под нос напевает песенку группы «Карнавал» – «Спортлото» (позже эта песня стала известной в исполнении «Динамика», когда Владимир Кузьмин ушёл из «Карнавала» и собрал собственную команду).
Тут надо заметить, что пение Лося больше напоминает рык дикого зверя. При раздаче музыкального слуха и голоса Бог сильно поскупился в отношении моего друга. Поэтому самым удачным из лёхиного вокала было только окончание каждого из припевов: «Вау-о! Вау-о!»
Я по дороге задумался, погрузился в свои мысли и не заметил, как ушёл вперёд, пока Лёха перебирался через ствол поваленного поперёк тропы тополя диаметром метра в полтора. Вдруг «пение» послышалось не сзади, а спереди. Мелькнула мысль, как он мог меня обогнать, но версия не успела родиться, как в узком месте я, руками раздвигая кусты, плотно сомкнувшиеся над тропой с обеих сторон, нос к носу сталкиваюсь со взрослым медведем, который шёл по тропе нам навстречу. Я в ужасе отшатнулся, а медведь встал на задние лапы.
Дальше ничего не помню. Очнулся, стоя по колено в воде в месте слияния двух рек. Дальше бежать было просто некуда. Я в западне. Самое странное – что совершенно не запыхался, словно не бежал, а мгновенно телепортировался из одной точки в другую, расстояние между которыми не менее двух километров.
Только через пять или семь минут прибежал Лёха. Бледный, с выпученными глазами, он повалился навзничь на речную гальку и, едва отдышавшись, опустил лицо в студёную воду реки. Большими жадными глотками всосал в себя около литра воды, лёжа на животе, не отрывая губ от поверхности мелкого заливчика, затем сел, вытер ладонями мокрое лицо и начал делиться переживаниями о нежданно случившемся кроссе.
Оказывается, я бежал так быстро, что пробежал прямо по Лёхе. Одну ногу в прыжке поставил на его бедро, вторую на плечо, сиганул с высоты немалого роста Лося метра на три и исчез из поля зрения, скрывшись за изгибом тропы. Когда Лёха услыхал треск веток впереди себя, сопровождаемый утробным рёвом медведя, ситуация стала понятной. Лёха планов операции обсуждать не стал и мгновенно смикитил, что нужно делать, как я. Только бежал он, как обычный спортсмен. Режим телепортации у него, видимо, был заблокирован. Бог мой! Как же мы тогда хохотали! Минут двадцать не могли остановиться. Это была реакция на пережитый стресс.
