обное и испуганное.
Резко торможу. До противного скрипа каблуков по полу.
Но вокруг звенящая, давящая тишина.
Похоже, у меня галлюцинации от переработки.
Делаю шаг вперед, как снова слышу всхлип, больше похожий на писк котенка.
Поворачиваю голову на звук и только тогда замечаю полоску света из-под двери одного из классов. Снова смотрю на часы на запястье. Я здорово опаздываю.
Но сомневаюсь буквально несколько секунд.
Когда какой-то мышонок начинает шмыгать носом, я решительно открываю дверь класса.
– Па…– радостно вскрикивает девочка и тут же осекается, когда сталкивается глазами со мной. – Вы не папа, – с претензией заявляет малышка.
Мы замираем и с жадностью изучаем друг друга.
Сердце сжимается и ноет при виде малышки. Миниатюрная куколка, щупленькая, с двумя кривоватыми русыми косичками сидит на подоконнике с ногами, забившись в уголок. На вид ей лет семь – восемь. Скорее всего, первый или второй класс.
Ее бездонные голубые глазки красные и заметно припухшие. Девочка плакала. Много и долго. Она утирает носик–пуговку манжетой белой рубашки и снова хлюпает. Нижняя губка дрожит – малышка готова снова разрыдаться. Она вновь сгорбливается, как будто из нее вынули стержень. Подтягивает острые коленки к груди и вновь расплющивает носик по стеклу.
Осторожно вхожу в класс, прикрывая за собой дверь. Назад пути нет. Я не могу бросить ребенка одного поздним вечером. Она и так уже на грани.
– Я не папа, верно, – мягко замечаю, подсаживаясь к ней на подоконник. – Что ты тут делаешь? Уже очень поздно.
– Я папу жду.
Мои брови против воли взлетают вверх. Насколько мне известно, продленка закончилась полтора часа назад. Что уж говорить – весь педсостав давно разбежался по домам. Я одна, как обычно, задержалась.
Но удивляет не это.
А то, что даже если родитель задерживается, то ответственный учитель должен быть рядом с ребенком до тех пор, пока его не заберут. Это недопустимо, чтобы ребенок, тем более, такой маленький, оставался без какого-либо присмотра! А, учитывая, как эту малышку трясет от страха, и она тихонечко подвывает, девочка одна довольно давно.
– Мне страшно, – плачет уже навзрыд, спрятав личико в ладошках. – Где мой папочка?
– Тшшш, солнышко, – я сама не понимаю, как, но отбрасываю в сторону все свои страхи и железобетонные принципы и вот уже через секунду обнимаю девочку. Малышка сразу же доверчиво прижимается ко мне дрожащим тельцем. – Я с тобой. Я рядом. Почему ты здесь одна? И где твоя учительница?
Глава 2
Влада
– Она…она…– всхлипывает и трясется. Глотает слезы и шмыгает носиком. Не обращая внимания на ноющее сердце и вскрывающиеся душевные раны, я лишь крепче обнимаю малютку и укачиваю в кольце своих объятий. – Сказала, что ей нужно домой. И чтобы я дождалась папу. Тут была другая тетя, она сидела, ворчала, а потом тоже ушла…
Внутри от возмущения просто петарды взрываются. Ярость бушует, как тайфун, снося все на своем пути.
Это недопустимо!
Что за бессердечная сволочь?! Как?! Как можно ребенка бросить?! Могло произойти что угодно!
– Кто твоя учительница? – одновременно с вопросом достаю телефон из кармана пуховика.
– Лариса Петровна.
Застываю, не донеся мобильный до уха. Глаза округляются и лезут на лоб. Я же не ослышалась?..
– Ты из первого «А»? – уточняю, моля, чтобы я ошибалась. Но ошибки быть не может. Хотя бы потому, что в нашей школе больше нет другой Ларисы Петровны.
– Да.
Проблема в том, что Лариса – моя подруга. Я знаю ее как доброго человека, отзывчивого и ответственного учителя.
А еще Лариса сама через несколько месяцев станет мамой. Как она говорит: решила не ждать принца на белом коне и родить для себя. Нашла мужчину, который устроил ее по всем аспектам, и забеременела от него.
– Алло?
– Лара, – прикрываю динамик рукой и мажу взглядом по девочке. – Как тебя зовут?
– Тая. Таисия Аверина.
– У тебя в классе есть ученица Таисия Аверина? – зачем-то уточняю.
– Черт, – с протяжкой цедит подруга. Я даже представляю, как она закатывает глаза. И внутри нарастают злость, раздражение и глубокая обида за эту маленькую крошку, которая сейчас жмется ко мне, как брошенный котенок под дождем. Обидно и больно как за собственного ребенка. – Да, есть. А что-то
