должно быть, Джованни Скарамелла, знаменитый оперный певец.
– Он от тебя уходит, – пропел Шервуд, подтвердив худшие подозрения Эвы. – Джованни переходит в Королевский театр. Самый талантливый обладатель высокого сопрано в Лондоне теперь будет петь только в моем театре.
– Ты не можешь так поступить, Джо, – проговорил Харт. – Мы же договорились, что в этом сезоне ты будешь петь здесь.
– Разве? – легкомысленно переспросил певец, сделав удивленные глаза. – Но у мистера Шервуда великолепный оперный театр, к тому же мне предложили хороший гонорар. А у тебя, Харт, только грязь и протекающая крыша. – Кастрат пожал плечами. – Что же здесь удивительного, если я предпочитаю петь в комфортных условиях?
– В моем театре всегда выступают только самые лучшие певцы, – весело воскликнул Шервуд, размахивая зажатым в руке листом бумаги. – Пора бы тебе уже к этому привыкнуть, Харт.
Харт прищурился и прорычал:
– Будь ты проклят!
– Ха! – Шервуд еще больше развеселился. – Тебе удалось переманить к себе Робина Гудфеллоу и Ла Венециано, но посмотрим, как ты обойдешься без ведущего сопрано, Харт!
Не сказав ни слова, мистер Харт быстро шагнул вперед, и его огромный кулак врезался в улыбающееся лицо Шервуда. Коротко взвизгнув, владелец Королевского театра рухнул на землю, заливая ее кровью из разбитого носа.
А Харт продолжал стоять над ним – без шляпы, в одной рубашке, насквозь мокрой и прилипшей к телу, – и выглядел как воплощение дикой силы, даже варварства.
Эва, ненавидевшая насилие, судорожно вздохнула. Это была ошибка, ужасная ошибка. Сад оказался совершенно заброшенным, здание театра, судя по всему, так и не будет достроено, а владелец всего этого хаоса – грубое животное.
– Поехали отсюда, Жан-Мари, – попросила она, с трудом сдерживая слезы.
Глава 2
Король обратился к пророку после рождения своего первого сына, и тот сказал ему, что, если кто-то из королевских детей доживет до полуночи своего восемнадцатого дня рождения, король умрет, но если съест сердца всех своих детей, то будет жить вечно.
Бриджит Крамб вела хозяйство самого грешного человека во всей Англии.
Валентайн Нейпир, герцог Монтгомери, был красив почти по-женски, могуществен, богат и полностью – насколько это можно было видеть со стороны – лишен морали. Ее наняли всего за несколько недель до высылки герцога из страны. Один из слуг герцога узнал, что у нее репутация лучшей домоправительницы во всем Лондоне, и предложил сумму, вдвое больше, чем она получала в доме леди Маргарет Сент-Джон. По правде говоря, деньги для Бриджит были только одной из причин сразу согласиться на новую работу. За короткое время, что оставалось до отъезда в Европу, герцог разговаривал с ней всего однажды – когда без особой заинтересованности полюбопытствовал, что случилось с его дворецким. Бриджит вежливо ответила, что он решил вернуться на родину в Уэльс. Строго говоря, это была правда, хотя и не вся, поскольку она
