Пока что. Я все вспоминаю его, пока брожу по гостиной, ненужная, как мелочь в диванных подушках: Вот здесь на той неделе спал Сайлас, а вот кофейная кружка, из которой он пил красное вино, а там футболка, которая все еще им пахнет, а там… а здесь…
Поэтому я решаю провести свой мемориал, прямо тут, в моей квартире, загрязненной всеми воспоминаниями о Сайласе. Это простенькая церемония – только я и мое платье для интервью, а теперь уже для похорон. Я говорю первая. «В детстве, – представляю я свои слова, – я всегда боялась, что мой внешний вид не соответствует тому, что я чувствую внутри. И Сайлас первым увидел ту, кем я хотела быть. Не ту, кого видят все, а ту, кого я чувствовала. И Сайлас не испугался того, что увидел. Он зрел в самый корень».
Во время моего воображаемого мемориала у меня звякает телефон. Смс-ка от Таннера.
Думаю о тебе.
Если честно, я не вспоминала его со свидания. Кажется, с того вечера прошло тысячелетие – мне даже приходится вспомнить, кто такой Таннер. Я не отвечаю.
И замечаю, что у меня есть сообщение на голосовой почте. Я не слышала звонка.
Привет, это Лорейн Уоткинс из агентства «МакМартин». Хочу сообщить пару деталей перед понедельником. Работа. Точно. Меня там ждет жизнь.
Когда телефон снова звонит – на этот раз я слышу, – на экране высвечивается «Сайлас», и я клянусь, из легких исчезает весь воздух. Он мне звонит. Как он мне звонит?
– Сайлас?
– Где ты была? – спрашивает Калли хриплым от горя голосом. Никакой преамбулы, сразу к сути. Ну конечно, его телефон у нее. Наверное, ей отдали все личные вещи – то немногое, что у него было. А я все звонила и звонила. – Почему ты не пришла?
После побега Сайласа из реабилитации я стала для нее персоной нон иди-в-жопу. Я помогла ему. Пустила к себе, а потом выкинула на улицу.
– Я хотела прийти, но… – у меня нет ответа. У всех остальных нашлись силы прийти. Почему у меня – нет?
– Ты была его другом. Он так сильно любил тебя. Почему? Почему ты не пришла к нему?
Она спрашивает про службу, но для меня этот вопрос намного глубже: Почему ты не пришла к нему, когда он просил? Как ты могла так его бросить?
– Калли, пожалуйста, дай объяснить…
– Он умер, а ты не пришла. Он больше не вернется.
Я открываю рот, чтобы ответить, но мысль исчезает прежде, чем я могу ее озвучить. Я никак не могу помочь ей. Калли на том конце судорожно вздыхает, рвано и влажно. Мне нечего сказать, я не могу забрать ее боль.
– Калли, я…
– Ты никогда не будешь счастлива, – говорит она. – Ты всегда получала все, чего хотела, но внутри у тебя ни хрена, и из-за тебя умер мой брат.
Она бросает трубку.
Я оглядываю квартиру, все еще не опуская телефон, хоть и не чувствую его.
– Прости, – говорю я. – Прости, прости, прости…
Перед кем я извиняюсь? Может,
