минуту предпринять. Подпустил мажорчика к себе поближе и ударил ногой ему между ног. Крепко так, прежний Павлов обладал хорошим мощным ударом, а я этот навык в нужное русло направил.
Занесённая монтировка, готова уже опуститься для удара, упала на землю из разжатой руки. Мажор схватился обеими руками за пах, взвыл, потом закрякал. Мне вот уже второй раз подряд стало на мгновение жалко бедолагу. Я отчетливо представил, какие красочные ощущения он сейчас испытывает. Удар то явно посильнее, чем Мухину пришелся и носик кеда это далеко не мяч.
Он сложился пополам, пошатываясь из стороны в сторону. У меня на руках имелись все шансы, чтобы добить его и поставить в конфликте точку, но делать этого я не стал. Что стал, так это взял его крепко за ухо и потянул, начал отводить к машине незадачливого горе-любовника.
– Слушай меня чувырла, у тебя есть ровно пять секунд для того чтобы сесть в свою консервную банку и уехать отсюда подальше.
Я открыл дверцу со стороны водителя и запихнул мажора туда.
– Четыре секунды осталось, – сказал я, вытирая руки друг о друга ладонями.
Пыл у моего визави сразу поубавился, да и все о чем он сейчас думал, наверняка был звон в ушах после пропущенного удара по причинному месту. Предположу, что именно поэтому мажор не стал пытаться вылезти из девятки, дабы продолжить драку. Не решился. Боялся, что я еще раз ему мужские причиндалы помну. Правильно делал, за мной не заржавеет, с такими как он надо разговаривать на языке грубой физической силы. Ну а насчет удара в пах – когда человек перестает определенные правила приличия соблюдать, тогда и с ним не стоит церемониться. Со скотиной надобно по скотски обращаться, что я и делал.
Вместо того чтобы продолжить рыпаться, чувырла, оказавшись внутри салона, спешно заблокировал дверцу, изнутри заперся. Не дай бог, чтобы я не пытался дверцу открыть. Следом завёл карбюратор, а эта девятка ещё была первой версии с карбюраторным двигателем. Но чего было не отнять, так это того, что все его манипуляции сопровождались руганью и угрозами в мой адрес.
– Ну ты попал козёл, я тебя запомню, ты хоть знаешь кто я?! – рычал он в такт тарахтящему карбюратору.
Я на такие «ты попал», «я тебя запомню» и «ты хоть знаешь кто я» велся в последний раз, когда мне шестнадцать было. А сейчас знал, что серьезные люди, которые имели хоть какой-то вес, не станут сотрясать воздух. Поэтому ответил на угрозы мажорчика весьма жестко.
– Ты чмо, которое руку на женщину поднимает. И когда соберешься кому-то жаловаться, ты об этом не забудь упомянуть.
– Ты за меня не беспокойся, за себя беспокойся. А я упомяну, не переживай, ты еще не знаешь с кем связался.
– К папочке своему побежишь жаловаться? – не выдержал я и не удержался от подколки.
– Посмотрим, будет ли это так радостно говорить завтра, – процедил он, еще больше заводясь от того, что я не ведусь на его дешевые манипуляци.
– Ну где меня
