смазанные растительным маслом и жиром, приходят в движение, и теперь по ним переправляют через гору один корабль за другим, каждый на своих салазках, которые тянут несчетные воловьи пары, а сзади толкают матросы. Едва опускается непроглядная ночная тьма, начинается это удивительное странствие. В молчании, как все великое, продуманно, как все хитроумное, вершится чудо из чудес: целый флот переправляется через гору.
Во всех великих военных предприятиях решающую роль всегда играет внезапность. И здесь особенно ярко проявляет себя гений Мехмеда. Никто не догадывается о его затее – «если бы хоть один волос из моей бороды проведал о моих помыслах, я бы его вырвал», так однажды сказал о себе этот гениально-коварный муж, – и в идеальном порядке, под хвастливый бой пушек по стенам, его приказ исполняется. За одну ночь 22 апреля семь десятков кораблей переправлены из одного моря в другое, через горы и долы, через виноградники, поля и леса. Наутро гражданам Византии кажется, будто они видят сон: вражеский флот, точно перенесенный рукою волшебника, расцвеченный вымпелами, с командой на каждом борту, в сердце их якобы неприступной бухты; они еще протирают глаза, не понимая, откуда взялось это чудо, а фанфары, и кимвалы, и барабаны уже гремят под их боковой стеной, дотоле защищенной гаванью; за исключением узкой нейтральной акватории Галаты, где заперт христианский флот, весь Золотой Рог благодаря этой гениальной акции теперь во власти султана и его армии. Он может без помех через плавучий мост подвести войска к более слабой стене: таким образом, слабый фланг под угрозой, и уже и без того поредевшие ряды защитников рассредоточиваются на большем пространстве. Еще сильнее железный кулак сдавил горло жертвы.
Европа, помоги!
Осажденные более не обманываются. Знают: теперь, когда в опасности и неприкрытый фланг, им не удастся долго сдерживать неприятеля своими разбитыми стенами; восемь тысяч солдат не выстоят против ста пятидесяти тысяч, если в ближайшее время не придет помощь. Но разве венецианская синьория 6 не давала торжественного обещания прислать корабли? Разве папа может остаться равнодушен, когда Святой Софии, прекраснейшей из церквей Запада, грозит опасность стать мечетью неверных? Разве Европа, погрязшая в раздорах, мелочно раздробленная низменным соперничеством, до сих пор не понимает опасности для культуры Запада? Может статься, – так утешают себя осажденные, – освободительный флот давно снаряжен и медлит поднять паруса только по неведению, а стало быть, надо лишь разъяснить им огромную ответственность смертоносного промедления.
Но как оповестить венецианский флот? Мраморное море кишит турецкими кораблями; вырваться всем флотом – значит обречь его на гибель да еще и лишиться нескольких сотен солдат, когда при обороне каждый человек на счету. Поэтому решено рискнуть лишь одним маленьким судном с ограниченным экипажем.
Общим счетом двенадцать
