захлопали, когда Джек закончил, и все четыре пони исполнили поклон, а он сорвал с головы фиолетовую треуголку и поклонился толпе. При этом Джек переглянулся с Дэнди, словно говоря, что все это ради нее, и я почувствовала, как она раздулась от гордости.
Следующим на арене появился жеребец, с чьей изогнутой шеи ниспадала грива, белая, как морская пена. С ним вышел Роберт Гауер, он поднял коня на дыбы и заставил топать копытами по очереди. Конь выбирал флаг любого цвета – назовешь цвет, и он принесет именно то, что велели. Он танцевал на одном месте и мог считать до десяти, стуча копытом по земле. Он и складывать числа умел, даже быстрее, чем я. Умница-конь, а до чего красив!
Когда он ушел, все снова зааплодировали, и тут пришло время кавалерийской атаки. Шарманка заиграла марш, и Роберт Гауер стал рассказывать о славной битве при Бленхейме. На арену с топотом выбежал маленький пони, его упряжь была украшена яркими флажками, а над всеми ними развевался красный крест святого Георгия. Роберт Гауер объяснил, что это означает герцога Мальборо и «цвет английской кавалерии».
Три других пони выбежали с французским флагом, и пока зрители пели старую песню «Английский добрый ростбиф», четыре пони наскакивали друг на друга, их маленькие копыта стучали по грязной земле, оставляя на ней глубокие следы. Замечательное было представление, и в конце маленькие французские пони легли и умерли, а победоносный английский пони проскакал галопом круг победы и вернулся в середину арены.
Тут появились разносчики напитков с подносами, пирожники и продавцы кексов. У нас с Дэнди было лишь по пенни, и мы берегли их на потом. К тому же мы привыкли голодать.
Следующей вышла новая лошадь, крупная пегая, с широкой спиной, косившая глазами. Роберт Гауер стоял в середине арены, щелкал кнутом и заставлял ее скакать по кругу ровным легким галопом. Внезапно на арену прыжком выскочил Джек, в красной рубашке и белых бриджах. Рука Дэнди скользнула в мою и крепко сжала ее. Лошадь все скакала и скакала по кругу, Джек запрыгнул ей на спину и встал, удерживая равновесие, держась за повод одной рукой, а вторую отведя под аплодисменты. Сделав сальто, он спрыгнул с лошади, потом снова вскочил ей на спину и, пока она продолжала скакать, соскальзывал то с одного ее бока, то с другого, а потом целый круг продержался на весу, обняв лошадиную шею. Он подпрыгивал и садился спиной к движению. Крутился – и оказывался лицом. А в конце, вспотевший и запыхавшийся, совершил круг, стоя на спине лошади, полностью распрямившись и раскинув руки в стороны для равновесия. Он ни за что не держался, соскочил и приземлился на ноги рядом с отцом.
Мы с Дэнди вскочили на ноги и захлопали. Я никогда не видела такой верховой езды!
Глаза Дэнди сияли, мы обе охрипли от крика.
– Разве он не чудо? – спросила она меня.
– И лошадь тоже! – ответила я.
Для меня – это было лучшим в представлении. Но при виде Роберта Гауера, изображавшего Ричарда Львиное Сердце, отправлявшегося на войну на жеребце в сопровождении маленьких пони, Дэнди чуть не расплакалась.
