некуда. Мое почтение, Татьяна Григорьевна!
Овчинников стаскивает шапку, изображает легкий поклон. Харлова меняется в лице, не отвечая, подталкивает брата к двери. Уходит.
– Эх, все никак не простит. Мужа-то ее я ухайдакал на валу форта. Крепкий был вой!
Я встаю, подхожу ближе. Овчинников, ничуть не смущаясь, распахивает объятия.
– Петр Федорович, надежда ты наша! Все казачество тебе в ножки кланяется. Это же надо! Пока я в Бердской слободе прохлаждался, ты Оренбург на саблю взял. Вот же визгу скоро будет в Питере!
– Саблю вообще из ножен не доставал… – я улыбаюсь, мы обнимаемся. От атамана пахнет порохом, табаком, лошадиным потом…
– Да, да, в баньку бы надо… – вздыхает Андрей Афанасьевич, уловив что-то в моем лице. – Щичаз закончим делишки наши, попаримся.
– Наши делишки только начинаются, – я тяжело вздыхаю. – Садись за стол, наливай вино. Из погребов самого губернатора.
– Все знаю, все уже послухал от братьев-казаков. Превозносят тебя до самых небес. Виват! – Овчинников налил вино в бокал Коленьки, махом выпил.
В гостиную зашел Иван, принес тарелки, вилки. Сразу за ним появился высокий, с узким лошадиным лицом мужчина, на котором бросается в глаза густая растительность. Творогов. Еще один атаман пугачевского войска. Уважаемый казак, правда с гнильцой, как у Лысова. Вместе с Чумаковым предал Пугачева и сдал его властям.
– Хлеб да соль!
– Едим да свой, – смеется Овчинников, начиная накладывать себе жаркое.
– Петр Федорович! Я думал моя виктория будет громкой, но твоя… – Творогов тоже лезет обниматься. Вот никакого почтения перед царем. Внутренне морщусь, но терплю.
– Садись, Иван Александрович, рассказывай, как взял Пречистенскую крепость?
– Да щитай впустую сходили. Как подошли к крепости. – Творогов наломал хлеба, перекрестился. – Местные казачки нас пустили внутрь. Повесил коменданта, вот и весь сказ. Даже пострелять не случилось.
– Ваня, – я обратился к Почиталину, что стоял и слушал нас, раскрыв рот, – принеси карту. На столе в кабинете. И перо с чернильницей.
Пока ждали Ивана, я посвятил обоих атаманов в детали штурма Оренбурга, присяги и указа о воле народной. Рассказал о своих планах устроить регулярные войска. Казаки долго отходили от новостей. Я уже успел поразглядывать карту, обдумать некоторые мысли. Первым пришел в себя Овчинников.
– На два полка по полтысячи пешцев у нас людей хватит… – задумался атаман. – Может даже и на три. В Бердской слободе уже с тысячу окрестных крестьян колобродят. И все новые и новые приходят. Я распорядился хаты строить, запасы делать.
– Регулярство нужно, – осторожно произнес Творогов, – но верстать яицкие полки по-новому… Да минуя казачий круг…
– Сход проведем, – успокоил я атамана. – И вам никакого ущерба. Были атаманами, жалую вас генералами!
– Как
