в основном ко мне. Но на Риту она еще поглядывала, поэтому мне нельзя было снижать темп.
– Я так вас понимаю! – с совершенно искренним сочувствием продолжила я. – Болезнь мужа, эта история с дочерью… Ваши нервы, наверное, напряжены до предела! Но давайте все-таки попробуем найти что-то, что хоть немного вас успокоит…
– Ах, нет, нет, Алиса Аркадьевна, это невозможно, – дама всплеснула ручками, – ничто не сможет успокоить меня… моя душа бьется, как птица в клетке… Вот где сейчас дочь? Она уже давно должна была приехать с экзамена! Она же знает, что сегодня у нашей Риточки Павловны юбилей… Это же так важно! Как можно!
Проглотив не поморщившись птицу в клетке и сегодняшний юбилей полугодовой давности, я попыталась вернуть бьющуюся душу в нужное мне русло разговора:
– И все-таки, и все-таки… вам нужно остерегаться излишних волнений! С такими переживаниями вы сорвете себе здоровье и не сможете помочь ни мужу, ни Лере.
– Лере? Как я могу помочь Лере… Да и не нужна ей моя помощь! Она отказалась от музыкальной карьеры, хотя теперь с удовольствием участвует в институтских концертах… Но признать, что была неправа – ни за что! Она же меня даже не слышит… – вскрикнула со всхлипом Альбертовна.
Она развернулась на стуле и говорила уже исключительно со мной:
– Вениамин все время в строю, муж болен – никто меня не может поддержать… А на мне одной столько забот! Вот только вы меня понимаете: у вас ведь тоже дочь? – она посмотрела на меня почти благодарно.
– Ну-у, – протянула я, – моя дочь уже значительно старше Леры, и все это у меня в прошлом. И вот именно мой опыт говорит, что надо просто подождать…Поверьте, Изольда Альбертовна, у умных девочек состояние непредсказуемости и некоторого… м-м-м… оглупления в конце концов проходит… Надо набраться терпения…
Какое-то время я еще продолжала увещевать даму, но умение внимать явно не входило в число добродетелей Изольды Альбертовны, и постепенно общение свелось только к выслушиванию ее жалоб на скорбную жизнь, сетований на то, как изменились времена, во что превратился театр, сколько вылезло бездарных актрис, – «ах, как все опошлилось… вот когда я блистала на сцене, никому и в голову не приходило…» – и осуждений всякого рода…
Мы с ней как воробушки сбились в кучку на углу стола, и я как могла лила бальзам на ее раны, когда удавалось вставить хоть слово. Я говорила то, что следовало говорить, молчала, когда следовало слушать, а это, собственно, в основном и требовалось. Иногда мое внимание отключалось от излияний дамы, и, не забывая периодически кивать, я с удовлетворением замечала, что Рита успела уже и накрыть на стол, и обслужить мать, и даже поговорить по телефону.
Наконец у Риты все было готово.
– Девушки, вы заболтались, я зову всех к столу!
Через минуту в гостиную с явной неохотой спустилась семья Риты – муж Вадим и племянники Митя и Маша.
Изольда
