style="font-size:15px;"> Щиколотки Любы по-балетному выгнулись и мелко задрожали. Затрещал рукав-фонарик трикотажной кофточки. Взглянув в зареванное лицо, рабочий бросил Любину руку:
– Тьфу ты! Глистоперов этих ты, значитца, пожалела. А сколько тута щекатуров по весне на ремонте корпуса было задействовано? Цельная бригада! И чево? Пускай теперича галки эти, ястребы империализма, серут на стены? Так выходит?
– Убивать-то зачем было? – взахлеб заголосила Люба.
– А куда их девать? В зоосад, че-ли, отправлять?
– Вы не имели права!
– Ишь ты подишь ты! А ты у деда своего спроси: как в войну или, скажем, на целине сусликов да мышей изничтожали? Потому что понимали: народное добро жрать да засирать никому не позволено, никакому суслику, тем более ласточке.
– Так то война, – стояла на своем Люба.
– А курицу ешь? – не сдавал позиций и рабочий.
– Так то курица!
– А чем она хужее стрижа твоего? Вот ты интересная какая! – старый рабочий уже смягчился и даже повернул назад, замести до обеда птенцов, продолжая на ходу удивляться непонятливости нонешней молодежи.
– Ты не гадь людям на головы, так никто тебе и гнездо ворошить не будет, – бормотал он уже не Любе, а в ее лице выросшим на всем готовом и оттого больно умным пионерам.
– Ты ведь, эта… – остановившись, напоследок внушительно напомнил Любе рабочий, – пионер. Всем ребятам пример. Активный, значитца, помощник и резерв партии.
Сам удивившись такому дельному аргументу, рабочий удовлетворенно хмыкнул.
– Как, кстати, с резервом? Осталось чего, или делегата будем снаряжать? – встрепенулся на дорожке напарник. – Что-то ноги стали зябнуть, не пора ли нам дерябнуть. Не послать ли нам гонца за бутылочкой винца?
– Куда теперь этих? – стоически не вступая в обсуждение вопроса выпивки, ткнул в гнезда, сметенные в аккуратные курганы, еще один труженик – щуплый, полупрозрачный, светящийся изнутри мутноватым светом непития, с самодельной стрижкой и белесыми усами скобкой. Нижние веки сурового от мучений рабочего, вторую лагерную смену пребывавшего в завязке, набрякли и розово отвисли, отчего он стал похож на морского окуня. – А?
– Дементьичу на суп, – громко пошутил его товарищ, поднявший вопрос посещения поселкового райпо. – По телевизору говорили, буржуи за бугром варят птичьи гнезда на суп. Супчик-трататуйчик, посреди картошка.
И сразу стало ясно, что неведомый Дементьич – фигура яркая, источник анекдотов и шуток в обеденный перерыв. Рабочие развеселились, на душе у них стало легко. И если и было какое мимолетное сомнение в необходимости смертоубийства писклявых птенцов, то окончательно рассеялось при упоминании отсутствующего члена бригады. В самом деле, не ходить же Дементьичу голодным!
– А чего, под «беленькую» ласточка эта стрижом проскочит,
