угла – под ванной, под холодильником, за стенкой, за всем, где только можно – безрезультатно. Издевательски презрительный взгляд теперь следил за мною с удобного места. Ей уже незачем было изображать невинность – она и не пыталась.
И все же удача улыбнулась мне. Правда, к тому моменту, по самым скромным подсчетам, в квартире находилось не менее 50-ти пилочек. Разгар страстей достиг своей критической массы. По идее пилочки уже должны были высовываться со всех углов – но их не было. Абсурдность ситуации становилась очевидна – они не могли не найтись. Потому я не ставлю этого себе в заслугу.
Под подушкой раздвижного кресла их было ровно 27. Двадцать семь, не считая пары резинок для волос и чайной ложки. Я просто остолбенела – никогда не видела столько пилочек сразу. Зато уж кто метал икру – так это она. Паникерша изображала последний день Помпеи так натурально, что я невольно ощутила себя такой же шкодливой кошкой, разоряющей гнездо невинной голубицы. Однако жалости не было. А была эйфория от успеха – наконец-то и на моей улице праздник.
Так тебе и надо, любимая моя.
Где остальные 23 пилочки – я не знаю по сей день. И смирилась с этим. В конце концов, мне вполне хватит уже найденных. Причем до конца жизни.
И я уже не верю, что дурная наследственность в формировании кошачьей личности не играет никакой роли – играет, еще как играет.
Возможно когда-нибудь, в далеком будущем, когда меня не станет на свете, а этот дом пойдет под снос, какой-нибудь узбекский рабочий обнаружит второй тайник моей любимой кошки. Обнаружит – и какое-то время будет удивленно чесать затылок, размышляя на предмет ценности данного клада.
Увы, я вряд ли доживу до этого момента.
Нет проблем
Кому могло помешать зеркало в лифте? Что за манера такая – жечь, громить, исписать, исковеркать? Неужели потом самим приятно войти в изгаженный, расписанный матерщиной лифт? – возмущалась Люба, пока спускалась со своего 12-го этажа.
И трех дней не прошло – а как приятно было, пока едешь, лишний раз взглянуть на себя. Что за люди? На свои же физиономии, наверное, было противно смотреть.
Ее глаза окинули всю панораму измученной пластиковой стены и вновь уперлись в то, что еще вчера представляло собой аккуратный зеркальный прямоугольник. Кривые осколки бесстрастно отразили не вполне проснувшееся лицо. Кто рано встает – тому бог дает – отчего-то пришло в голову. Только он уж слишком незаметно это делает. Или избирательно. Улыбка вышла какая-то жалостливая. Горькая такая улыбка. Да и чего ей ждать? БОльшая, она же лучшая часть уже прожита.
Дверь подъезда – нараспашку. Конечно, заходи все подряд, бери, что хочешь. Только брать у Любы решительно нечего. Мебель самая простецкая, телевизору лет сто в обед, вот и все богатство – одна с сыном инвалидом – тут не до жиру – лишь бы ноги не протянуть. Любин муж исчез в неизвестном направлении еще в начале 90-х. С тех пор ни слуху, ни духу. Да только не искала она его. Не до этого. Сын совсем беспомощный, надолго
