что ничего не решено! – вскрикнула я.
– Но что решать, если все стало прошлым! – не унимался Фридрих.
– Оно не отпускает меня, я не могу просто взять все и вычеркнуть!
– Но его можно изменить настоящим, – спокойно вставил Сэм.
Я не знала как это сделать и опять чувствовала смятение и тревогу.
– Мне надоело это прошлое, я устала от воспоминаний. Я хочу как – нибудь прекратить все разом.
Сэм и Фридрих замерли и в недоумении уставились на меня.
– Ты говоришь как потенциальный самоубийца, но не можешь понять самого простого, что и в случае твоего добровольного ухода из жизни твое прошлое никуда не исчезнет. Даже если ты убьешь себя несколько раз, оно все равно будет тянуться за тобой, также как оно тянется за всеми нами. И я, и Фридрих, мы помним его, мы знаем его, но мы его любим каким бы оно ни было. Ведь в нем не было ни плохого, ни хорошего, в нем была только проявленная жизнь, которая всегда имеет великий смысл. Разве ты была бы такой как сейчас, не будь у тебя твоего прошлого. Далеко не каждому удается просмотреть свои воплощения в течении каких то десяти лет!
– А попасть в нашу компанию это вообще удача! – тряхнул белоснежными кудрями Фридрих.
И тут я встрепенулась.
– Я знаю свое желание, – выпалила я. – Перестать сожалеть!
Наступила пауза.
– Оно не истинно, – проворчал Сэм и потянулся было за своим бокалом, но Фридрих проворно схватил его первым.
– Сэм, исполни его хотя бы для меня! – воскликнул он.
Сэм упрямо крутил головой.
– Но это не оно! – упорствовал он.
– Просто покажи, как будет потом, ну что тебе стоит! – энергично просил Фридрих.
– Пусть станцует, а потом посмотрим, – вдруг сказал Сэм.
Фридрих умоляюще взглянул на меня.
– Сделай так и Сэм исполнит твое желание, даже если оно и не совсем истинно, – сказал он.
Полная решимости покончить с обидами, я слезла с дивана и начала танцевать. Представление началось с движений индийского танца, первое, что пришло мне на ум, потом я почувствовала, что тело само находит новые па из фламенко, арабских и индейских плясок. Этот винегрет движений вызывал в теле необычные вибрации, в ушах стучали индейские барабаны и почему то отчетливо слышался лай собак. Потом все внезапно переменилось, откуда – то доносились проникновенные звуки цимбал, которые на короткое время умерили мой пыл до мягкости индийского мохини – аттам. А затем опять началась сумбурная свистопляска, и так мелодии и ритмы народов мира сменяли друг друга, и я погружалась в некую музыкально – танцевальную воронку, где сознание остановилось совсем, жило и двигалось только тело, и оно знало как нужно двигаться. Когда танец кончился, я рухнула на диван и залпом выпила свое вино.
– Я восхищен, – после некоторой паузы сказал Фридрих и, наконец, допил свой бокал.
