отношения, и мы работали над ними. В нашей жизни все предсказуемо, стабильно, определенно, нормально, рутинно, естественно. День идет за днем. Снова и снова. Такой ритм приносит покой.
Я не самый внимательный человек. Что вижу, то и вижу, а остальное не важно. Какой в этом смысл? Зачем обращать внимание на все, что происходит вокруг, захламляя мозг ненужными деталями и избыточной информацией? Что произойдет, то произойдет. Осознанность тут роли не играет.
Интересно, как бы Грета описала нашу первую встречу? Вспомнила бы ее? Не знаю. И не уверен, что хочу знать. Но мне интересно. Наши дни сливаются друг с другом, и о них не остается четких воспоминаний. Может быть, когда-нибудь у меня хватит смелости спросить ее.
Она все еще хранит ту белую футболку с обрезанным рукавом, в которой я впервые ее увидел. Я никогда не говорил ей, как много та футболка для меня значит. Она редко ее носит. И я всегда замечаю, когда она ее надевает. Я рад, что она почти ее не носит и хранит в ящике. Чем чаще она ее надевает, тем больше ее приходится стирать, а чем больше стирок, тем больше она затрепывается. Ткань и так уже потерлась и износилась. Глупо, знаю, но я не хочу, чтобы футболка полностью износилась. Хочу, чтобы она сохранилась.
В этот раз все случается ранним вечером, но ошибки быть не может. Я сразу все понимаю. Тот же яркий и четкий свет зеленоватых фар в нарастающих сумерках. Я его узнаю. Помню. Нет никакой паузы в начале подъездной дорожки. Черная машина поворачивает и, не останавливаясь, подъезжает к дому. Я вижу, как он выходит из машины и отряхивает штаны.
Прошло больше двух лет с первого визита Терренса; два года и несколько месяцев, и вот опять. Он вернулся на нашу тихую ферму. Как и сказал, что, возможно, вернется.
Издалека кажется, что он не изменился. Все еще тощий. Хрупкий. Волосы длинные, светлые. Костюм без галстука, белые носки. Черный дипломат.
Раздается стук в дверь. Тук-тук-тук.
Не знаю, слышала ли Грета. Я иду открывать дверь.
– Здравствуй, Джуниор, – говорит он с улыбкой. – Я так рад тебя видеть.
Здравствуйте, говорю я.
Руки мы не жмем. Он кладет ладонь мне на плечо и то ли похлопывает, то ли сжимает его.
Я пропускаю его вперед. Теперь видно, что он постарел. Не сильно. Годы отражаются в мелочах. Лицо исхудало, огрубело. Взгляд потяжелел. Терренс чем-то похож на грызуна. Не только лицом, но и телом, манерами.
– Хорошо выглядишь, – говорит он. – Давненько не виделись. Как дела?
Я в порядке, отвечаю я. Не знаю, слышала ли Грета, что вы пришли. Она наверху.
– Так она дома?
Дома, подтверждаю я.
– Не стоит ее звать. Как раз с тобой поболтаем.
Мы неловко стоим у двери.
– Чем занимался?
Работал. Держал хозяйство. Жил. У нас все хорошо.
– Рад слышать. Как, хорошо себя чувствуешь?
Да,
