продолжала стоять всё так же, ни на шаг не отойдя от захлопнувшейся большой двери, всё пытаясь сообразить, стоит ли отдавать Джону с таким трудом добытые жёлуди. Кажется, мои трофеи тут вовсе не были никому нужны. Но, видимо, моя недостаточная сообразительность вывела из себя тётку, которая жаждала вернуться к прерванному скандалу.
– Ты оглохла, Клэр? Живо поднимайся к себе! Неблагодарная девчонка! Тебе дали крышу над головой, разрешили жить в моём доме, а ты не можешь соблюдать те правила, с которой справилась бы и шавка!
Что-то случилось со мной в тот момент. Кажется, в тот момент я думала о том, что, наверное, Джон убил Элизу и потому все кричат друг на друга. Не слишком здравая мысль, но вряд ли десятилетний ребёнок, только пришедший с холода, смог бы выдать более рассудительную версию. И когда тётя закричала на меня, обида, которая так долго жила во мне, снова затопила разум. Джон, во всём виноват был Джон, а снова виноватой во всём выставляли меня! Впервые я дала отпор тёте и закричала в ответ. Но закричала я такое, что поразило даже меня саму.
– Никакой это не ваш дом! Этот дом со всем содержимым дядя завещал мне! Вся ваша семейка паразиты и захватчики! Это вы тут живёте только потому, что я разрешаю, а вы ведёте себя со мной, истинной хозяйкой, как свора взбесившихся крыс!
Тётя пересекла холл и быстро, с двух рук, дала мне несколько пощёчин. И снова мой разум совершил странный трюк: моя голова дёргалась от ударов, а разум размышлял о том, что щёки так замёрзли, что удары чувствуются словно через подушку. Вот если бы тётя давала мне пощёчины, когда я была у Могилы, а щёки обладали повышенной чувствительностью, мне было бы намного больнее.
Под конец этой короткой экзекуции тётя хлопнула в ладоши, будто сдержала последний удар и ударила по своей ладони, а не по моей щеке. Секунду я стояла оцепенев, пытаясь осознать, что же со мной произошло. А потом с диким криком бросилась вперёд. Хотела ли я напасть на тётю, на Джона или просто начать бить посуду и ломать мебель – не знаю, так как чьи-то сильные руки вцепились в меня. Я билась, как гладиатор, сражающийся за свою жизнь, но меня скрутили и поставили на пол. Я слышала, как сзади меня повторяют.
– Девочка сошла с ума, она попросту тронулась.
Мои руки заломили за спину, отчего мне пришлось наклониться вперёд, но, задрав голову, я снова могла смотреть в лицо тёти. Теперь никто не сравнил бы её с редисом, краска отлила от щек и кожа стала бледной с желтоватым отливом.
– Отведите девочку в Красную комнату, – сказала она, – должно быть, повар что-то добавил в сегодняшний пудинг для детей, почему они взбесились все разом.
Меня потащили вверх по лестнице, но я продолжила выкручиваться.
– Все? – орала я. – Все? Всё устроил ваш чокнутый сынок! Меня вы запрёте, дочерей выпорете, но вы не скроете от всего света, что сошёл с ума именно он.
Меня основательно тряхнули, да и я уже перестала видеть холл внизу, так что перестала вырываться и неохотно последовала
