крепче вцепилась в морщинистую кору старого дерева. Она уже пообещала себе со страха, что никогда-никогда не выйдет из дома. А если и выйдет – ни за что больше не покажется на хоре, из-за которого ей пришлось идти домой в одиночестве, без друзей.
Когда она открыла глаза, все уже было кончено. Пес лежал на земле, скрючившись в неестественной позе, подрагивал задней лапой и тихо скулил. Темно-красное пятно быстро расползалось по черепу, окрашивая серую шерсть. Мать Жу некоторое время смотрела на поверженного зверя, а затем размахнулась и со всей силы опустила окровавленный булыжник ему на голову. Раздался хруст, и пес перестал скулить.
– Домой, – бросила мать.
Она понаблюдала, как Жу неуклюже спускается с дерева, покачала головой, вытерла капли пота со лба и потащила тело к мусорному баку.
– Ну и чего ты хнычешь до сих пор? Не тронет он тебя больше. – Мать посмотрела на Жу, которая водила ложкой по тарелке, то и дело всхлипывая.
– Он умер?
– Кто?
Жу опустила глаза.
– Поди ж ты, нашла кого жалеть! – покачала головой мать. – Не знаю, чему вас там учат в школе, но ты запомни, что тебя-то никто жалеть не будет, и никому до тебя дела нет, потому что каждый думает только о себе. Есть те, кто выигрывают, и те, кто проигрывают, а все остальное не важно. Лучше бы матери спасибо сказала, а не о псине хныкала.
– Спасибо, – пискнула Жу, и из больших карих глаз потекли слезы.
– Ну чего ты в самом деле, а? Ну, иди сюда, дай обниму.
Жу уткнулась в плечо матери и разревелась. Из-за слез она не сразу заметила, что уткнулась носом в красное пятнышко.
– Он тебя не укусил? – с тревогой в голосе спросила Жу.
– А? – Мать провела рукой по шее в том месте, куда смотрела дочь. – Нет, это его кровь, не моя. Не заметила. – Она послюнявила палец и протерла кончик носа Жу. – Давай, садись, ешь – и сразу заниматься. Тебе к завтрому песню учить.
***
Жу стояла на берегу реки. Она проезжала это место на поезде, видела его сверху. Теперь увидела вблизи. Из воды цвета свежего цементного раствора выглядывали огромные трубы – символ предательства. И символ непокорности. Как россыпь сигаретных бычков в пепельнице, стволы артиллерийских орудий беспорядочно торчали во все стороны. Где-то там, на дне, до сих пор покоился целый состав, отправленный под откос пятьюдесятью килограммами тротила.
– Видала? – Меркурий подошел к ней со спины. – Гниющая артиллерия Штерна. Так это тут зовут.
– Знаю. Никогда не понимала, почему гниющая, а не ржавеющая.
– Звучит лучше.
Они приблизились к приплюснутому зданию заброшенного склада. Посеревшие от времени прямоугольные столбы выступали как ребра древнего чудища, выбросившегося на берег. Прохладный ветер со стороны реки беспрепятственно гулял между этих
