нарастающий гул, буря неукротимо наступала. Скорее всего, в поселении закрыли ставни и двери, приготовившись переждать стихию.
Мэри клонило в сон, она опустила голову вниз и ненадолго задремала. Из забытья ее вывел резкий окрик:
– Мэри! Очнись!
– Кто это?
Мэри открыла глаза, испуганно озираясь. Егор едва ухмыльнулся самым уголком губ.
– Иди домой, поговори с родителями. – Голос затих. Он казался таким знакомым.
По коже ее побежали непрошеные мурашки, и Мэри поежилась. Она повернулась к Егору и внимательно посмотрела ему в лицо. Он сильно похудел, глубокие морщины легли на его лицо. Она аккуратно стряхнула его выпавшие седые волосы. Он не пошевелился, продолжая сидеть в позе лотоса.
– Ты знаешь, кто говорит со мной?
Мэри не ожидала, что Егор ответит, потому двинулась к выходу. Выглянув наружу, она увидела, что пришло межсезонье и по розовым молодым листочкам пляшет весенний прохладный дождик. Сезон цветения, обрадовалась она.
В спину проскрипел голос:
– Иди спроси, где спит твоя настоящая мать.
Мэри замерла. Вспомнилось, как взрослые шептались, что если он начнет говорить, то и конец времен пришел. Но она так и не смогла добиться от них, что это могло обозначать.
Мэри бросилась со всех ног вниз. Подходя к деревне, услышала душераздирающий крик, словно резали по живому.
– Мама!.. – задохнулась она от ужаса.
Вбежав в хижину, она столкнулась с отцом. Его потемневшее лицо с запавшими глазами выдавало бессонную ночь. В руках он держал комок окровавленных тряпок. На вопросительный взгляд Мэри угрюмо покачал головой.
Она отодвинулась, пропуская его. Опять не вышло. Младенцы рождались мертвыми или недоношенными. Значит… она пробыла несколько месяцев в пещере.
Мэри вошла в хижину. Мать повернула к ней обескровленное лицо. Под светом огня из очага оно казалось восковым, натянутым на кости черепа.
– Мама… – Мэри села возле нее. Она взяла лоскут ткани и намочила в лоханке с водой, стоявшей у изголовья.
– Хорошо, что ты спряталась в пещере. Буря уничтожила почти все посевы, – прошептала мать.
– Пришел сезон цветения. Не будет голода, – успокоила ее Мэри и незаметно утерла выступившие слезы.
– У меня опять не получилось… – прошелестела мать еле слышно.
– Это же не важно, у тебя есть я…
– Об этом и стоит поговорить.
– Я знаю. Расскажи, какая она.
– Ты знаешь? – Мать устало прикрыла глаза.
– Я начала слышать ее.
– Вот ведь… ты в детстве ее слышала, а потом утратила эту способность. – Мать попыталась привстать и застонала.
Мэри помогла ей принять удобное положение.
– Егор сказал, – со вздохом призналась
