рот не спасет. В глаз вилкой можно себе угодить, а не только в щеку или в губу. Ну, цивилизация! Окриветь из-за нее можно.
Николай Иванович с сердцем откинул вилку и положил себе в рот последний оставшийся кусочек колбасы прямо рукой.
– И что бы им в Орлеане-то остановиться на полчаса для завтрака, по крайности люди поели бы по-человечески, – продолжал он. – А с ножа если есть, то того и гляди, что рот себе до ушей прорежешь.
– Это оттого, что ты сердишься, – опять заметила жена.
– Да как же не сердиться-то, милая? Заставили выйти из купе для завтрака в двенадцать часов, а кормят в два. Да еще в ресторан-то не пускают. Стой на дыбах два часа на тормозе. Хорошо, что я возмутился и силой в вагон влез. Нет, это не французы. Французы этого с русскими не сделали бы. Ведь этот ресторан-то принадлежит американскому обществу спальных вагонов, – сказал Николай Иванович.
– Но ведь гарсоны-то французы.
– То был не гарсон, что нас не впускал, то был метрдотель, а у него рожа как есть американская, только говорил-то он по-французски.
Подали яичницу. Приходилось опять есть вилкой, но Николай Иванович сунул вилку в руку гарсону и сказал:
– Ложку… Кюльер… Тащи сюда кюльер… Апорте… Фуршет не годится… Заколоться можно с фуршет… By компрене?
Гарсон улыбнулся и подал две ложки.
– Ешь и ты, Глашенька, ложкой. А то долго ли до греха? – сказал жене Николай Иванович.
– Словно в сумасшедшем ломе… – пробормотала супруга, однако послушалась мужа.
Ложками супруги ели и два мясных блюда, и ломтики сыру, поданные вместо десерта.
Завтрак кончился. Николай Иванович успел выпить бутылку вина и развеселился. За кофе метрдотель, тот самый, который не впускал их в вагон, подал им счет. Николай Иванович пристально посмотрел на него и спросил:
– Америкен? Янки?
Последовал отрицательный ответ.
– Врешь! Америкен. По роже вижу, что американец! – погрозил ему пальцем Николай Иванович. – Нефранцузская, брат, у тебя физиономия.
– Je suis Suisse…
– Швейцарец, – пояснила Глафира Семеновна.
– Ну вот это так. Это пожалуй!.. – кивнул ему Николай Иванович. – Всемирной лакейской нации, поставляющей также и швейцаров и гувернеров на весь свет. Это еще почище американца. Нехорошо, брат, нехорошо. Швейцарская нация, коли уж пошла в услужение ко всей Европе, то должна себя держать учтиво с гостями. Иль не фо па комса, как давеча.
Метрдотель слушал и не понимал, что ему говорят. С поданного ему супругами золотого он сдал сдачи и насыпал на тарелку множество мелочи.
– Что ж, давать ему на чай за его невежество или не давать? – обратился Николай Иванович к жене. – По-настоящему не следует давать. Вишь, рожа-то у него!
– Да рожа-то у него не злобная, – откликнулась супруга. – А мы действительно немножко и сами виноваты, что, не спросясь брода, сунулись
