style="font-size:15px;"> Втянув щеки, а потом выдохнув, женщина оттянула край века, чтобы настроить зрение.
– Непонятно. Вроде Егор, а вроде и нет.
– Извините, что я без предупреждения. А Вы кто будете?
– Да и голос чем-то отличается, – размышляла вслух пораженная сходством баба. – Разойдитесь! – гаркнула она на стонущих ребятишек. – Это не ваш батька! Быстро в хату, цыплята немытые! Кому сказала?
Детишки, испугавшись материнского окрика, отстали от постороннего дядьки и ринулись в дом.
– А ты… Вы откуда? – переминаясь с ноги на ногу, женщина с любопытством рассматривала мужика и опиралась двумя руками о черенок ухвата.
– Я Федоса и Глафиру разыскиваю. Стрелецких. Они здесь когда-то проживали.
– Так это свекры мои. Федос помер. Три года уж. А Глафира в доме, – женщина показала рукой на трухлявую избу. – Пойдемте. – Она двинулась к крыльцу, задавая на ходу вопросы. – А Вас как звать?
– Панкрат Федосеевич. – Угрюмо топал мужик.
– А-а, то-то вы с Егором схожи. Он только о Вас и говорит. Все уши прожужжал. Панкрат то, Панкрат это. Я не верила, что вы, как две капельки схожи. Я ж приезжая. Дунькой меня кличут. Егор меня сюда привез и поселил. А где он, кстати?
Они уже вошли в дом. На последний вопрос Панкрат не ответил, потому что застрял на пороге. В доме воняло чем-то тухлым. Воздух был таким безбожно спертым и неприятным, что Панкрат задержал дыхание на несколько секунд.
– Не обращайте внимания на беспорядок, – Дуня приставила ухват к печке. – Некогда мне уборкой заниматься. Шестеро ртов. Шутка ли. Ни хлеба, ни молока. Приходится по соседкам бегать, милостыню просить.
Сложив грязные железные тарелки, ложки и кружки в одну большую гору посреди стола, она ладонью смахнула мусор со столешницы и предложила гостю присесть.
– Даже угостить Вас нечем.
Панкрат стоял, как замороженный, и не верил своим глазам. Что за обстановка внутри дома? Где добротная посуда, иконы, самовар? Пол местами провалился, из подпола тянет сыростью, у стола углы будто топором порублены, табуретки перекошенные, одна разломана и валяется под столом. Ни занавесок, ни горшков. Зато вдоль стены стоят пустые баклажки из-под выпивки. Печка и та трещинами пошла. Когда ее последний белили? Во времена юности Панкрата?
Слезы навернулись на глаза. Как зажиточные люди смогли профукать все добро?
– А коровы и… – Панкрат выдавливал из себя каждое слово. Ему с трудом удавалось не расплакаться.
– А что коровы. Были и нетути. – Развела руками Дуня.
– Дуняша-а, – из комнаты раздался тягучий, стонущий голос, будто кого-то душат.
– Иду-у! – отозвалась хозяйка. – Вона, лежит, помирает, – кивнула Дуня. – Сегодня или завтра распрощается с душой.
– Мама? – передернуло Панкрата. Он рысью бросился в комнату.
– Ну да, – неслышно ответила Дуня.
Панкрат вбежал и чуть не упал, споткнувшись о
