в детстве сексуальному насилию. Однако политики упорно тратят энергию на войну с наркотиками, вместо того чтобы рассматривать зависимости как важную проблему системы здравоохранения.
Мне засунули член в рот, когда мне было семь. Это было не такое уж жестокое насилие в сравнении с некоторыми историями, которые мне довелось услышать в ходе сбора материала для книги, но тем не менее оно запустило катастрофическую цепную реакцию.
Это был соседский мальчишка на пять лет старше меня – дылда с пушком над верхней губой и угрюмым выражением лица в стиле Адриана Моула. «Адриан» знал меня с рождения. Как-то во время игры в прятки мы очутились за одной и той же лоскутной занавеской. Он решил, что я его пощупала, и громко об этом заявил. Я этого не делала, но заржала как конь – я была рада, что меня принимают в компании старших.
Игра закончилась, но, когда я легла спать, он прокрался по лестнице и разбудил меня. Последовала борьба: я прикрывалась руками между ног, а он отрывал мои руки, так что у меня до сих пор осталась фобия прикосновений к бедрам, даже если это всего-навсего кот запрыгивает мне на колени.
«Не надо так делать», – шептал он в промежутках между душными мокрыми поцелуями, терпеливо отыскивая мой рот, в то время как я отворачивалась и прятала голову в подушку. Его следующие визиты стали более смелыми. Лишь через 15 лет я смогу спать спокойно.
Мысль о том, чтобы рассказать матери про «Адриана», была настолько мучительна, что когда я наконец решилась, то смягчила детали, да у меня и не хватало словарного запаса, чтобы их прояснить. Он ходит ко мне в комнату и… многозначительный взгляд. Я думала, что намек поняли, и это недоразумение растянулось на десятилетия: его приняли за озорника – несексуального озорника. «Адриану» разрешили и дальше приходить к нам. Ему велели не беспокоить меня по ночам, и теперь он сверлил меня глазами за обеденным столом или тайком тянулся к моей руке в машине.
Внешне жизнь продолжала идти своим чередом. Я печатала на машинке газету и развозила ее по нашей улице на роликовых коньках. Я освоила магнитофон и погрузилась в мир музыки. Я построила домик для Барби из картонной коробки и папиных сигаретных пачек. Я познакомилась с творчеством Эндрю Ллойда Уэббера и Тима Райса. Под взглядами шеренги тряпичных кукол на полке я учила подружку оральному сексу, пока она не заныла, чтобы я перестала. На вкус она была как дырочка от выпавшего молочного зуба.
Но в школе происходили странные вещи. Я старалась сосредоточить внимание на учителе, и моя макушка превращалась в огнедышащий вулкан. Мне приходилось все время по ней похлопывать. Иногда жжение спускалось вниз, к старому рубцу от ветрянки, и я впивалась в него ногтями. Мои пальцы следовали за потоком лавы по губам, через середину горла, вниз по грудине. Вечерами мне приходилось проговаривать все удлинявшуюся цепочку пожеланий
