почувствовал себя иначе. Уже не было так скверно и погано на душе, исчезла вялость в теле, и захотелось какой-то немедленной деятельности. Важной и справедливой. Ни грамма не сомневаясь во внезапно нарисовавшейся цели, он двинул стопы в сторону дома капитана Самойленко.
Шлепая по ноябрьским лужам, Михаил прошел несколько кварталов, вынул из кармана камуфляжной куртки оставшееся пиво, допил остатки и поставил бутылку возле лысеющего тополя. Бомжи подберут. Он завернул во двор, где жил капитан. Его синяя иномарка стояла возле подъезда, заляпанная грязью так, что не было видно номеров. Но Родин сразу узнал ее. Что ж, замечательно. Значит, хозяин еще дома. Только бы не выходной у него сегодня.
Не обращая внимания на сырость, Родин сел на лавку, достал портсигар и, вставив в мундштук «Астру», закурил. Действие алкоголя сразу усилилось. Все поплыло перед глазами. Нет, расслабляться не стоит, подумал он и, выбросив сигарету, положил мундштук на место.
Примерно через полчаса подъездная дверь открылась, вышла бабка с большой сумкой в руке и, подозрительно оглядев незнакомца, зашаркала вдоль дома и скрылась в арке. А еще через некоторое время появился и долгожданный Самойленко. В военном плаще поверх кителя и фуражке, он направился к машине, позвякивая ключами, не обратив внимания на Родина.
– Э! Тормозни, – окликнул его Михаил, поднимаясь с лавки.
Самойленко удивленно выпучил глаза.
– Ты? – только и успел сказать он.
Мощный кулак влетел ему в нижнюю челюсть, и капитан штабелем рухнул на мокрый асфальт. Фуражка откатилась в сторону и поплыла в большой, подмерзшей по краям луже возле бордюра. Родин наклонился к нему, рывком приподнял за грудки и снова мощно саданул, теперь уже в переносицу. Легковесный Самойленко вскрикнул и отлетел, приземлившись на капот своего автомобиля. Кровь потоком хлынула на форменный плащ, завыла охранная система, словно жалея своего хозяина, а он, схватившись за лицо, застонал и снова осел на землю.
Родин подобрал валявшиеся рядом ключи и отключил воющую на весь двор сигнализацию. Наступила тишина, прерываемая лишь стонами так и сидевшего на сыром асфальте офицера.
– Надеюсь, понял, за что? – тихо спросил Родин, глядя на верхушки голых кустов, тянувшихся вдоль газона, и потирая слегка саднивший кулак.
– Да я люблю ее, – сплевывая кровавую тягучую слюну, прохрипел Самойленко и, опираясь о машину, начал вставать.
Снова завопила сигнализация. Родин еще раз нажал на кнопку и швырнул ключи Самойленко. Но тот не поймал их. Звякнув, они упали рядом.
– Понимаю тебя, Михаил, но мы с Галей любим друг друга, – гнусавя, начал объясняться он. – И тебе придется признать этот факт. И учти, даром тебе это не пройдет.
– Ты еще и угрожаешь мне? – дернул Родин бровью
