Газдара, теперь озеро подо льдом. Бана поклонился молодому шагаду и…
Пещеру качнуло.
С тяжким скрежетом подвинулись камни.
Далёкий гром прокатился сквозь скальное основание Выскирега, отдаваясь не в ушах, а прямо в груди.
– Море пришло!.. – ахнул Сибир.
Сын кружевницы первым сообразил, что творилось. И какая погибель шагала пещерами вместе с великой волной.
Дальше он не думал, он вершил должное.
Мигом подхватил на руки царевну.
Кинулся вон, к ходу наверх.
Пропадай блюдо с блинами, пропадай многоценная волоха, шитый столешник! Голову унести бы!
Нерыжень вздёрнула подол – и только замелькали ноги в мягких сапожках. Тени от фонаря ломались на неровных стенах.
Глядя через плечо Сибира, Эльбиз увидела, как из колодца вырвался водяной столб.
Взмыл до потолка. Снопом пены, косматым облаком брызг…
Завис на мгновение…
Сложился в подобие человека, безобразное, зловещее, жуткое…
Простёр к царевне руки в струящихся рукавах…
И рухнул, погасив брошенный у колодца светильник.
Вода хлестала неудержимым потоком, заливая пещеру.
Накануне суда
В обычные дни Правомерная Палата, или по-простому судебня, стояла сумрачная, гулкая, пустая. Здесь не искала ночлега коряжинская босота, не шастали вездесущие мезоньки. И это притом что открытый зев Палаты, распахнутый на юго-восток, обходился без стражи. В судебне обитало древнее, хищное, непостижимое чудище – андархский закон. По каменной круче сочилась вечная сырость, толстые капли падали с надписи «Царю правда первый слуга», вырезанной над входом. Внутри, под стенами, шептались, вздыхали тысячи душ.
Ознобиша с худеньким служкой стояли посередине. Задрав голову так, что шапчонку с вихрами приходилось держать рукой, царевна вглядывалась в резные узоры, смутно видимые на сводах. Разбегаясь от середины, до самого пола спускалась замысловатая сеть, изваянная в камне. Узлы не повторялись от ячейки к ячейке: навёртки и желваки, закрепы и захлёсты, репки и репейки…
– Верно ли, Мартхе, что здесь вся как есть Гедахова Правда, записанная узлами?
– Так многие думают, – тоже почти шёпотом отозвался Ознобиша. Говорить в полный голос казалось страшноватым и непристойным, как в храме или в гробнице. – Люди сопоставляют некоторые узлы известным законам, властвующим поныне. Однако я склонен думать, что перед нами всего лишь народное толкование. Ты знаешь лучше меня, как легко растут небылицы в хламинах старины.
У дальней стены, на ступенчатых подвысях, громоздились каменные престолы. Большой – для судьи. Два малых по сторонам – для учеников и помощников, полномочных говорить весомое слово. Эрелис нередко сиживал на малом столе, но завтра будет особенный день.
За седалищами виднелась дверь. Каменная плита без ручек и выступов, углублённая в толщу
