овеческая жизнь, а уж жизнь инквизитора ещё короче. Мне жаль, что я не успел рассказать тебе все, что знаю сам, надеюсь, ты простишь меня, дитя. Однако, прежде чем ты перевернешь страницу, молю тебя держать в тайне то, что ты узнаешь из этих строк, заклинаю тебя хранить эти слова ото всех, даже самых близких тебе людей. Особенно от них. Ибо то, что ты здесь найдёшь, несет опасность. Дитя, я знаю, что ты всегда меня слушаешь и доверяешь моей мудрости, поэтому, если же не желаешь знать правды о месте, что заменило тебе дом, и о людях, что стали тебе семьёй, прошу, сожги это. Сожги мои слова, потому как многие сочтут эти строки ересью, и живи дальше, служа богине и защищая людей от зла, как того требует твоя клятва.
Если же твой дух готов, если ты хочешь принять это бремя, мне остаётся лишь молиться, что ты все поймёшь правильно.
Набата осадила своего коня и, щурясь от закатного солнца, скосила голову на вывеску, свисающую с дорожного столба и медленно покачивающуюся на ветру, жалобно скрипя.
«Добро пожаловать в Дентшир» – гласила аккуратная, но обветренная и выгоревшая на солнце надпись, из-за чего Набате пришлось напрячь зрение и подъехать еще ближе, чтобы разглядеть буквы, когда-то бывшие ярко-синими, но теперь ставшие безжизненно-серыми.
– Край мошенников и проституток. – раздался сзади юный мужской голос. Судя по тону, он улыбался.
Она обернулась. Теодор расслабленно раскачивался в седле в такт шагу его гнедой лошади. Он и правда улыбался, ловко перебрасывая во рту сухую соломинку. Где он ее вообще добыл в этой пустоши?
–Ты уже бывал здесь раньше? – Набата удивленно подняла бровь. Разворачивая коня и поправив шляпу, она подождала, пока ученик поравняется с ней.
– Я? – Теодор ткнул себя пальцем в грудь. – В этом забытом всеми демонами месте? Да если бы не ты, я бы никогда тут не оказался.
– Тогда откуда такие познания?
Ученик кивнул на дорожный указатель, который снова жалобно скрипнул под очередным порывом ветра.
– Кто-то нацарапал это чуть ниже. – юноша вынул соломинку двумя пальцами и бросил под копыта своей кобылы и указал на столб. – Должно быть, ему тут понравилось. – он хитро улыбнулся. – Раз решил, что это должны знать все, кто проезжает мимо.
Набата вновь обратила взор к табличке, напрягая зрение. И правда, под ровными выгоревшими буквами красовались другие, танцующие и неровные, нацарапанные чем-то острым: ножом или камнем – с одинаковой вероятностью. Она с трудом разобрала слова. Зрение все чаще начало ее подводить, хотя Набата была еще далеко не старой, даже по меркам инквизиции – всего двадцать семь. Учитывая продолжительность жизни членов ордена, при большом везении она могла протянуть еще столько же. Но если она ничего не сделает со зрением, то этот срок резко сокращался.
– Или наоборот, не понравилось. – инквизитор ухмыльнулась в ответ и, поцокав языком, скомандовала своему коню идти дальше.
Теодор ехал рядом, сдвинув шляпу на затылок, что делало его и без того лихой вид еще более лихим. Так мог бы сидеть верхом отпетый разбойник, въезжающий в город после успешного ограбления поезда и собирающийся толково потратить добычу. Но Теодор не был ни опасным разбойником, ни толковым учеником, и своим нахальным видом только притягивал неприятности. Набата покачала головой.
– Соберись. – серьезным тоном произнесла инквизитор, не поворачивая головы. – Ты выглядишь неподобающе своему положению.
– Пф! – юноша фыркнул. – В Кодексе прописано, что инквизитор должен носить кислую рожу?
– Нет. – сухо ответила Набата, прекрасно понимая, чью рожу он только что обозвал «кислой».
– Тогда, с твоего позволения, наставница, я буду выглядеть так, как мне удобно. – Теодор поерзал в седле, будто в нем можно было устроиться еще лучше, чем он уже сидел.
Инквизитор обреченно вздохнула, опустив плечи. Споры не были ее сильной стороной, а спорить с Теодором было невозможно, этот парень был такой же изворотливый в любом разговоре, как каньонный сквельк.
– Ты станешь причиной моей смерти, Тео.
– О, наставница, в пустошах проще перечислить, что не может стать причиной твоей смерти. – он выразительно улыбнулся, сделав ударение на своем «не».
Она согласно качнула головой. Редкий случай, когда она всецело солидарна с учеником, а в этом мире существовало крайне мало вопросов, по которым их мнения совпадали.
Дикие пустоши всегда оставались дикими. Люди столетиями пытались приручить их, но земля брыкалась и вздымалась сильнее, чем двухлетний мустанг, в котором бурлила первобытная мощь и на которого впервые надели седло и сбрую. Погода хлестала по лицу песком и ветрами, густые леса могли растерзать одежду и кожу в клочки, любой хищник пустоши по скорости и смертоносности не уступал стреле или пуле. А сверху этого
