спину, обхватывая его бедра ногами и чувствуя, как рождающееся во мне дикое наслаждение растекается от низа живота в грудь, поднимается вверх, рождая все новые и новые звериные стоны. Меня словно вытянули в струну или собрали в одну точку, в единое средоточие наших тел, поэтому когда эту связь разорвали, я дернулась.
Как никогда раньше ощущая внутри пустоту – в те несколько мгновений, пока меня перехватили, легко, как пушинку, толкнув к столу животом и снова врываясь – теперь уже сзади. От острой смены ощущений полыхнуло перед глазами, ногти скрежетнули по непривычно-беззащитной полировке, но я услышала только свой крик и его рычание.
Почувствовала вплетенные в волосы пальцы, заставившие запрокинуть голову, и горячее дыхание на шее, сменившее их. Короткая острая боль вспыхнула тысячей искр. От сжавшихся на коже зубов ледяные нити протянулись через все тело, превращая его в сгусток чувственного удовольствия.
Там, где по нарастающей шла пульсация.
Там, где ладони касались поверхности.
Там, где его ладонь сжималась поверх моего бедра, а после скользнула ниже. Грубой и жесткой лаской в вихре охватившего нас ледяного пламени заставляя меня кричать снова и снова, пока во мне разом не лопнули все струны.
Я задыхалась, содрогаясь от наслаждения, еще чувствие резкие сильные рывки, а потом – вместе с ним, снова. До одури и умопомрачения, до сорванного голоса и хриплых выдохов на пределе сил.
До резкого рывка назад, и судорожного стона, прерванного закушенной губой.
Когда я оттолкнулась ладонями от стола и обернулась, меня вело. Перед глазами еще плыла иссиня-белая дымка, похожая на зимний рассвет. Я чувствовала себя пьяной: им. Настолько пьяной, что мне хотелось еще, еще и еще… И я потянулась к нему, в это звериное пламя, всеми инстинктами. Всем своим существом.
Чтобы услышать:
– Прости. Это больше не повторится.
Я моргаю. Его лицо кажется довольно далеким и в то же время безумно близким, и это ощущение тоже проходит, когда я понимаю, осознаю, чувствую смысл его слов.
– Да пошел ты! – говорю я, и разворачиваюсь, но Торн перехватывает меня за локоть.
– Секс с пламенем, – произносит он. – По крайней мере, пока ты без харргалахт.
По крайней мере?! Во мне кончаются слова, а потом начинаются заново, и все они не должны принадлежать Лауре Ландерстерг. Да если быть честной, они и Лауре Хэдфенгер принадлежать не должны, но…
– Поставь свою харргалахт себе на задницу, – сообщаю я. – И гордись ею! Ты… ты просто…
Р-р-р-р!!!!
Это даже не злость, я не знаю, как это назвать, от желания вцепиться ему в лицо или пнуть прямо в то, чем он собирался «не повторять» (все равно же больше не пригодится!), просто становится нечем дышать. Только сейчас я понимаю, почему: у меня в крови по-прежнему гуляет пламя, в диких количествах. Это от него я пьяная. Это от него меня влечет к этому чудовищу, с той же силой, с которой
