что говорят, как Ллойд-Джордж – самое главное – что признание убийц и бандитов дало нам возможность совершать торговые сделки на миллионы. Об этом очень надо! О нравственности-то. Куда привела культура стран, где правительства не были ни тираничными, ни развращенными, ни «les plus traitresses administrations»*?!
И надо действительно составить защитительное Слово, веское, обвиняющее, возвращающее обидчикам – их слова с %%. Пусть это Слово вызовет другие слова. Надо все принять. Это Слово явится для будущей России великим бальзамом – и нашим оправданием. Это долг Национального комитета. Я знаю, он делал и делает многое. Но надо сделать еще – и цельно, выпукло, громко. Если за одного обиженного еврея евреи умеют так сделать, что все парламенты вопиют, то как же не найти силы сделать за сотни миллионов на протяжении столетий? Надо показать, за что действительно ненавидели и до сих пор ненавидят и боятся Россию. Всюду, всюду. Надо сделать, хоть и все политики знают, что они извращают правду. Ллойд-Джордж, может быть, и не знает, он бывший недоучка с самомнением. Пусть не достигнет цели, но надо. «Клевещи, клевещи – что-нибудь да останется!» Но есть и: толцыте – и отверзется! Притча о «судии неправедном» и о вдове надоедающей55. Надо бить в одну точку: «Что-нибудь да останется!»
Этой будущей книге-памятке надо предпослать протест, за подписями виднейших лиц русской эмиграции и в том числе – писателей. Даже, может быть, и не книге, а слову-брошюре, в 20–50 страниц, с громким заглавием, переведя ее на 3 языка. И разослать ее правительствам, и государственно-политическим, и ученым всяким деятелям. Надо смело показать и еврейское значение для доброго лика России (т. е. эмигрантское старое).
Ну, у меня спокойствия сейчас нет, кончаю.
Прошу еще: если прочли Лорда, пришлите заказной бандеролью, мне очень нужно дать одному крупному человеку здесь. Пожалуйста.
Сердечный привет Вам и Павле Полиевктовне. Как Вы чувствуете себя? Не собираетесь прокатиться в наши места?
Ну, общий горячий привет. Ваш душой Ив. Шмелев.
29. VII. 1926.
Дорогой Антон Владимирович,
Разрешите поделиться с Вами душевной смутой и не только смутой, а смутой от проклятого сознания, что окаянство заплеснуло душу, дышать нечем! Но Бог с ней, с нашей душой. Окаянство все души заплескивает и получает мировую марку. Но Бог с ней, и с мировой. Окаянство убивает жизнь. На наших глазах. Исходя из высоких мест, от вершин европейских народов, оно внушает как бы и уважение к себе – ибо под высокой маркой!
Я говорю о факте «выражения соболезнования» от имени держав по поводу смерти Убийцы и Палача Дзержинского56. Конечно, мы, русские люди здесь, не цензоры и не указчики народам. И если я хочу Вас запросить дружески, будем ли мы отвечать на этот факт, – а я имею в виду Национальный комитет, то потому только, что дело не в исправлении негодяйства,
Самые коварные правления (фр.).
Лк. 18: 1–8. Смысл притчи о судье неправедном заключается в том, что Бог защищает людей «вопиющих к Нему день и ночь».
В «Возрождении» сообщалось о реакции ряда государств на смерть Дзержинского: «Германский посол граф Брокдорф-Ранцау, французский посол Эрбетт и японский посол Танака Токичи официально выразили советскому правительству соболезнование по поводу смерти Дзержинского. То же самое сделали представители Швеции, Мексики, Чехословакии, Дании, Эстонии, Латвии и Монголии» (Возрождение. 1926. 23 июля. С.1).
