остатки архива Тюлькина, и парни весь день занимались тем, что бережно тиражировали старинные фотокарточки. Увы, некоторые кадры безвозвратно погибли. Слишком долго архив пролежал под снегом.
И все равно – то, что удалось проявить, пусть и с огрехами, было настоящим сокровищем. На нас смотрели дятьковские крестьяне, позирующие для деревенского фотографа. Надевшие, как водится, все лучшее, словно на праздник. Были у Тюлькина и пейзажи, которые уже давно канули в Лету, подобно разрушенной деревне. Но в основном он снимал людей. Свадьбы, семейные праздники, сельскую жизнь… В какой-то момент меня осенило.
Я собрал внеочередную, даже можно сказать экстренную планерку, причем не у себя в кабинете, а в ленинской комнате. Метранпаж Правдин пока еще терпеливо ждал моей отмашки для запуска газеты в печать, но я знал, что скоро его ожидает еще одно изменение. Небольшое, но очень важное.
– Коллеги, – обратился я к журналистам. – Наша с вами редакция запускает особый проект…
– Евгений Семенович, когда вы все это успеваете придумывать? – захлопала ресницами Люда, тут же ойкнув и извинившись за то, что перебила меня.
– Когда любишь свое дело, на него всегда есть время, – улыбнулся я, взволнованно перебирая в руках распечатанные снимки. – Для начала поднимите руки, кто слышал о фотографе Тюлькине.
Я, конечно, не ожидал единодушия, но результат меня, откровенно говоря, расстроил. Руки подняли только старики – Шикин, Горина и Метелина. Даже мой друг Бульбаш, к сожалению, не знал о талантливом самородке из уничтоженной деревни Дятьково.
Впрочем, теперь я зато понимаю, почему в будущем этого человека почти забудут и лишь в начале две тысячи двадцатых запоздало начнут собирать по крупицам уцелевший архив. А сколько ведь таких Тюлькиных жило и творило в первой половине гремучего двадцатого века! Их снимки потом будут массово лежать на помойках вместе со старыми семейными альбомами людей, не помнящих своего родства и не ценящих прошлое. А многое просто сгниет и рассыпется пылью в заброшенных деревенских домах. Корни подобного отношения растут отсюда, из противоречивой истории нашей страны… Страны, как сказано в грустной шутке, с непредсказуемым прошлым. После семнадцатого мы боролись с пережитками царской власти, и старая Россия с хрустом французской булки превратилась в Атлантиду. А очень скоро в такой же затерянный континент превратится и Советский Союз. Если, конечно, сидеть сложа руки и ничего не делать!
– Посмотрите на эти снимки, коллеги, – я передал несколько фотографий в аудиторию, и портреты людей прошлого пошли по рукам.
– Ого, это же мой дедушка! – неожиданно воскликнул Никита Добрынин и тут же запнулся, с осторожностью взглянув на меня.
А я понял, что произошло, и примерно догадывался, какой ураган бушует сейчас в душе парня. Кирилл Голянтов, он же Амвросий, репрессированный любгородский священник, предок андроповского комсомольца. Именно он, как выяснилось, смотрел с одного из снимков.
– Отлично, –
